Павел Сафонов - Американский дневник

Сегодня наша страна празднует годовщину самой демократической конституции в мире.

Сегодня, когда у нас стоят самые лютые морозы, здесь стоит жара, и я даже чуть было не выкупался в океане, да помешал отлив. А настроение было, хотя и не купальный сезон — так, «из любви к искусству».

Давно не писал, но всё без перемен, жизнь нашей колонии течет ровно и спокойно. Чертовски соскучился за домом, за заводом!

Так хочется хотя бы на минутку очутиться в старой обстановке!

Все по-старому…

У нашего дома. Сан-Диего, декабрь 1937

Сегодня с утра какое-то предчувствие — ночью что-то снилось, что, не помню, но чувствуется почему-то, хотя я в это не верю, что я должен получить письмо (кстати, из Союза еще ни одного не имею).

Удивительно дело! А ведь предчувствие оправдалось! Хоть я в предчувствия всякие и тому подобные предрассудки не верю, но как-то странно получается — сегодня домой на обед я ехал с полной уверенностью получить письмо. И поэтому, когда под’ехали к дому, я, как обалделый, выскочил из машины и побежал к почтовому ящику. Но увы! — приехавший на первой машине раньше Берлин уже успел его опустошить. Однако уверенность ничуть не поколебалась (прямо понять не могу), вхожу в гостиную торопливо, как будто мне кто-то сказал, что меня там уже ждет письмо, и… так и есть — перед моим носом трясут двумя письмами, требуя сплясать. Я, конечно, лихо исполнил лезгинку, причем с таким увлечением еще ни разу не танцевал. Одно письмо было от Любы, другое из Нью-Йорка от ребят.

Сегодня американцы празднуют рождество, и воспользовавшись этим, я приехал в Лос-Анжелос погостить и посмотреть город, а главное — Голливуд. Остановился в отеле «Нормандия», рассчитывая на это дело угробить пару дней, но кажется дело швах — идет дождь, это пожалуй, испортит мои намерения.

Здесь мне рассказали смехотворную историю, случившуюся с дугласовцами. Они вчера были у нас в гостях, и домой возвращались поздно вечером, у них погас свет в машине. Так как без света невозможно было ехать дальше, они свернули с дороги, решив вздремнуть и подождать рассвета. Через некоторое время их разбудил полисмен, спросив в чем дело и нет ли у них «трабола» (повреждений от физического столкновения). Они ему об’яснили о причинах остановки, заявив, что трабола пока нет. Полисмен радировал техпомощи (полицейские мотоциклы снабжены миниатюрными рациями) и умчался. Ребята опять уснули…

Неизвестно, сколько они проспали, но вдруг сильный толчок, сопровождаемый лязгом, вывел их из состояния мертвецкого сна и сразу оглушил. Они, как обалделые, повыскакивали из машины с криками: «Нас убивают», «где полиция», «где государство».

Причем один из них рассказывает, что так и остался в машине недвижимым, соображая жив ли он или мертв, и боясь убедиться в последнем. Не приходя в себя, но немного осмотревшись, они заметили в темноте стоявшую машину, к ним подошел человек, спросил: — Окей? (здесь закон обязывает при малейшем траболе участникам остановиться, справившись друг у друга «о состоянии здоровья», записать друг друга номера и т.д., а после уж о виновности и о возмещении материальных убытков. Если дело неясное, разбираться в суде. Но ребята, оторопев с испугу, потеряли дар речи, забыв все американские слова, это же слово, но в утвердительной форме, повторили громогласным хором — ОКЕЙ!

Человек, очевидно, обрадовавшись такому ответу, сел в машину и стремглав умчался.

Когда же ребятки совсем очухались, с ужасом заметили, что в ихней машине весь бок измят. Опять под’ехал тот же полисмен, сообщив, что очевидно, монтер скоро прибудет и исправит им свет. Но увидев, что трабол теперь есть, срочно радировал на периферию о задержании беглеца, который стал преступником (бегство строго карается американским законом), будучи, может, честным человеком, из-за наших простофиль.

Но так или иначе, а впечатление у них от этого «Аксидента» осталось сильное, и Могилевский говорит, что он до сих пор не может придти в себя.

В Голливуде (в гостях у Чарли Чаплина)

Сегодня получил второе письмо от Любы, да теперь, пожалуй, регулярно пойдет — задел обеспечен.

Сегодня, в последний день 1937 года, я получил американский «лайснис» (права) на управление машиной сроком на 4 года, сдав экзамен в городской инспекции.