Джеймс Кервуд - Всемирный следопыт, 1927 № 04

Это трудновато, хотя понять язык островитян легче. Ведь у них, как это ни странно, есть чисто русские слова: «береза», например, и значит — береза, а напишут такими каракульками, что не понять. Много слов, какие слышал я и у лопарей. Может быть, и наши лопари им родственники, только те одичали и все забыли, а эти дрожат над своей культурой и так цепляются за свое, что и еще тысяча лет пройдет, ничего здесь не переменится.

Аварид тот исчез и умер, конечно, но папирусы где-нибудь хранятся. Один из моих товарищей помогал старшему жрецу работать над выделкой пергамента и узнал от него, что Аварид направился через Кавказ. Мы долго думали об этом путешественнике и решили, что он направился в Индию. Где-нибудь в Лхассе, в тайниках Далай-Ламы, лежат эти папирусы, которые могли бы нас выручить из беды, если бы пришло кому-нибудь на ум разобрать их…

Но, говорят, туда европейцев не пускают даже.

Аварид же пропадает тысячу лет, и только косоглазые гипербореи могут верить в его возвращение. Во всяком случае, до сих пор он не вернулся еще, но они ждут его постоянно. Это он не велел им переступать границы острова, и они свято блюдут этот закон, в ловушку которого попались и мы. Я думаю, что они дождутся какого-нибудь умного человека, который явится. вместо этого Аварида и уничтожит закон.

Впрочем едва ли кому-нибудь будет от этого большая радость. Если им показать автомобиль или аэроплан — они подохнут от страха. И что делать этим живым покойникам за чертой своей страны?

Меня же уже не спасти никакому Авариду. День жребия приближается, и уверенность моей подруги едва ли поможет мне. Перехитрить жрецов невозможно. Пять лет наблюдаю я их и не могу разгадать фокуса, при помощи которого они заставляют вынимать жребий тех, кто заранее дли этого назначен.

Впрочем, повторяю, лучше подохнуть, чем жить в этой могиле, да еще на правах раба. Я буду рад уже и тому, что моя подруга сдержит свою клятву, и тем или иным путем эта рукопись дойдет до сведения культурных людей, которые рано или поздно превратят этот остров в музей и, может быть, будут мне благодарны за то, что..

Шум шагов, звон оружия, ропот глухих голосов заставили Колгуя торопливо спрятать недочитанную рукопись. Огромное желтое солнце вздымалось над островом. На фоне багрового неба силуэты доктора и окружавшей его толпы вычертились необычайно отчетливо. Они спускались к берегу неторопливо и важно, сопровождая почетного гостя.

Колгуй встал, разглядывая этих странных людей, о которых повествовал на пергаменте несчастный топограф. Старый охотник, ошеломленный прочитанным, чувствовал себя, как во сне. Только спокойный вид доктора удержал его от немедленного бегства, но и это не помешало ему осторожно вытянуть со дна лодки старую, верную двустволку, опершись на которую поджидал он конца своего мнимого жуткого сна.

Доктор, облаченный все в тот же, отливавший на солнце всеми цветами радуги, шелковый халат, сошел первым на берег. Седобородые жрецы окружали его. Длинные плащи, свисавшие с их плеч, придавали им величественность. За ними стояли мужчины более молодые. Среди них находилось несколько воинов. Сзади толпились женщины. Детей не было видно вовсе, хотя на проводы доктора стеклось почти все население острова.

Прощальные речи гостя и провожавших были не длинны. Они были прослушаны всеми в благоговейном молчании.

Когда доктор направился к лодке, жрецы затянули унылую песню. Может быть, это был гимн солнцу? Его немедленно подхватили все мужчины и женщины.

Доктор ступил на нос лодки и поднял руки для приветствия. Колгуй облегченно вздохнул: конец мнимого сна приближался и, сверх всякого вероятия, он не мог не быть благополучным. Старый охотник, опершись веслом о берег, был готов по маленькому знаку доктора оттолкнуться и погнать лодку прочь.

И вдруг в ту же минуту, прерывая стройное пение отчаянным стоном, женщина в синем плаще вырвалась из толпы и, нарушая благочиние, бросилась на колени перед седобородым жрецом. Она в безумном волнении рассказывала что-то, махала руками, о чем-то просила, чего-то требовала.

Колгуй замер. Он узнал ее.

Доктор в недоумении слушал крики женщины, потом обернулся к Колгую.

— Разве вы выходили на берег?

— Нет, — буркнул тот.

— Что требует от вас эта женщина?

— Не знаю.

Жрецы приблизились. Доктор перемолвился с ними и тотчас же оглянулся на своего проводника.

— Что вам дала эта женщина?