Джеймс Кервуд - Всемирный следопыт, 1927 № 04

Наконец, незадолго перед рассветом занимавшегося после пожара дня, пришло облегчение. Налетел вдруг проливной дождь, и, когда совсем уже рассвело и сквозь разорванные тучи проглянуло солнце, на озере уже не оставалось и признака тех ужасов, которые происходили здесь всего только несколько часов тому назад. Только мертвые тела плавали по его поверхности и валялись по берегам. А все живое вернулось в свои опустошенные пожаром места, и вместе с другими побрел туда и медведь.

Рассказ Чарльса Робертса

Входя в хижину, Долговязый Джексон сказал:

— Если этот несносный разлив не кончится через сутки, вся долина окажется под водой, и мне придется тогда перетаскивать тебя отсюда в лодку. Я только что осмотрел ее.

Из темного угла за печкой — Бранниган поднял свое косматое лицо и задумчиво уставился на солнышко впавшими, но все еще блестевшими глазами.

— Я этого и боялся, Долговязый, что после продолжительной оттепели и таких дождей разлив будет сильный. Ведь снегу нынче в лесу было очень много. Мне бы хотелось, Долговязый, чтобы ты вытащил меня отсюда и дал мне немного полежать на солнышке, около двери, если только ты сможешь поднять меня.

Произнеся такую длинную речь, Бранниган устало опустил голову на свернутое одеяло, служившее ему подушкой. Он был тяжело болен воспалением легких, так болен, что Долговязый Джексон не мог оставить его, чтобы сходить в поселок за доктором. И только теперь, благодаря неусыпным заботам Джексона, он начал медленно возвращаться к жизни.

— А тебе не будет холодно у дверей? — с беспокойством спросил Джексон.

— Нет, нет! — запротестовал Бранниган. — Мне нужно солнышко, я хочу слышать, как весна наливает почки. Это для меня лучше всякого лекарства, Долговязый!

Долговязый Джексон сомнительно проворчал что-то, придерживаясь того странного суеверия невежественных людей, что свежий воздух вреден для больных. Однако он уступил и растянул на полу около двери одеяло, перенес на него худое тело своего товарища, закутав его, как ребенка, и удобно подложив ему под голову несколько скатанных шкур. Затем он сам вышел наружу, уселся перед дверью на чурбан, служивший для колки дров, и принялся набивать свою трубку сырым, черным табаком, одинаково пригодным для куренья и для жеванья.

Лицо Браннигана, вбиравшее в себя солнечные лучи с такой же жадностью, с какой впитывает воду пересохшая земля, посвежело, и на нем появилась легкая краска. Его глаза, утомленные видом четырех серых стен хижины, теперь жадно оглядывали лес, окаймлявший кругом небольшое расчищенное пространство.

— Как бы там ни было, наш холм — самое высокое место на десять миль кругом, — сказал Долговязый Джексон, выпуская клубы табачного дыма и посасывая сырой табак, — а хижина построена на вершине его. Не похоже на то, чтобы ее залило водой, если даже разлив и не спадет за эти сутки. Но оно все-таки как-то спокойнее, когда знаешь, что лодка наготове.

— Да, это самое высокое место далеко кругом, — пробормотал сонным голосом Бранниган, купаясь в лучах солнца, — и сдается мне, что не мы одни знаем об этом, Долговязый. Не угодно ли тебе взглянуть вон на тех кроликов?

Джексон посмотрел и невольно положил трубку рядом с собой на бревно. Лес внизу холма — холм был такой пологий, что скат его был мало заметен — буквально кишел кроликами, носившимися взад и вперед по снегу. (Между деревьями снег еще лежал).

— Должно быть, вода быстро прибывает, — сказал Джексон, — кролики никогда не собираются такими кучами. Это они пришли к тебе в гости, Том!

— Я думаю, что к нам не замедлят явиться и другие гости, покрупнее кроликов, — сказал Бранниган. Его глаза и голос утратили сонное выражение, сменившееся теперь радостным возбуждением: куда приятнее было лежать здесь, чем на темном ларе в углу хижины… — А что это такое вот там внизу, за теми большими березами? — прибавил он с живостью. — Никак, это медведь, Долговязый!

— Два медведя, — поправил его Джексон. — Пока здесь были только кролики, это бы еще куда ни шло, но медведей мы сегодня вовсе не приглашали. Личинок сейчас мало, и медведи в эту пору года голодны. Эге, да у реки еще пара их! Пожалуй, мне лучше принести ружье.

— Погоди немножко, Долговязый, — взмолился Бранниган. — Они так напуганы наводнением, что причинят нам вреда не больше этих кроликов. Да и какая польза стрелять сейчас медведей, когда их шкуры никуда не годны? Оставь их, — посмотрим, что они будут делать. Ведь им больше некуда спастись от наводнения.