Жак-Ив Кусто - Живое море. В мире безмолвия

Однажды вечером (это было в 1948 году) жена сказала мне:

— Прошу тебя, не погружайся в этой противной машине. Откажись от участия в экспедиции Пикара. Мы все ужасно беспокоимся за тебя.

Я удивился: впервые Симона возражала против моих планов. Жена военного моряка, она привыкла дисциплинированно относиться ко всем моим занятиям. Но на этот раз она изменила своему правилу.

— Тебе ведь никто не приказывал, — продолжала она. — Незачем рисковать собой ради какой-то безрассудной затеи.

Ее поддержали мои родители. Да и многие ученые говорили мне, что недоверчиво относятся к подводному экипажу профессора Огюста Пикара. Я успокаивал родных:

— Батискаф вполне надежен. Вам не из-за чего беспокоиться.

Признаюсь, что я немного кривил душой, так как наша операция не была застрахована от неожиданностей.

Как бы то ни было, мы с Дюма и Тайе снова были вместе, готовые плыть к берегам Западной Африки навстречу самому замечательному приключению в нашей жизни, и ничто не могло нас удержать. В чудесном подводном дирижабле я погружусь в море на глубину, которая в пять раз превысит прежний рекорд. Профессор Пикар, поднимавшийся на одиннадцать миль в небеса, намеревался теперь опуститься на тринадцать тысяч футов в морскую пучину.

Доблестный ветеран науки разработал конструкцию «Батискафа» (глубинного судна) десять лет назад. Тогда осуществить проект помешала война. Когда она кончилась, батискаф был построен под наблюдением выдающегося бельгийского физика, доктора наук Макса Косэнса. Бельгийский национальный научно-исследовательский фонд дал средства на персонал и плавучую морскую базу. Группа подводных изысканий заручилась разрешением французских ВМС использовать военные самолеты для разведки и спасательных работ, а также два фрегата и наш «Эли Монье». В экспедиции должны были участвовать двое французских ученых — директор Института Черной Африки профессор Теодор Моно и доктор наук Клод Франсис-Беф, основатель Научно-исследовательского океанографического центра. Я назывался «морским экспертом».

Два года наша Группа готовила опыт; мы сконструировали немалую часть необычного вспомогательного оборудования батискафа, включая самое смертоносное подводное оружие, какое когда-либо существовало. На «Эли Монье» мы поставили автоматический киноаппарат для съемки под водой.

Первого октября, в четыре часа утра, сверкающий белизной свежеокрашенный «Эли Монье» вышел из Дакара, чтобы встретиться в море со «Скалдисом» — бельгийским судном, которое везло профессора Пикара, его ученых собратьев и батискаф.

Едва наши суда сошлись, как мне неудержимо захотелось немедленно посмотреть батискаф. Я спустил на воду шлюпку и поспешил на «Скалдис». Отвечая на ходу на приветствия капитана Ла Форса и ученых, я скатился по трапу вниз в открытый грузовой трюм, где находилось подводное судно. Вспыхнули яркие лампы, и я увидел чудесный корабль.

Под большим сверкающим тупоносым баллоном — металлической оболочкой «дирижабля» — висел крашеный стальной шар диаметром около семи футов; в этой гондоле я и должен был спуститься на дно океана. С обеих сторон гондолы было по электрическому мотору; они вращали винты, призванные перемещать наш аппарат в среде, где давление в четыреста раз больше атмосферного. Я уже был знаком с батискафом по чертежам, теперь смог пощупать его своими руками. Моя вера, питавшаяся до сих пор теорией, окончательно окрепла.

Кабина для наблюдателей была отлита из стали; толщина стенок — три с половиной дюйма. Мощные стальные рамы заключали два иллюминатора шестидюймовой толщины.

В оболочке «дирижабля» (она придает плавучесть аппарату под водой) находилось шесть стальных баков для десяти тысяч галлонов особо легкого бензина, удельный вес которого немногим больше половины удельного веса морской воды. Бензин служил не горючим, а, так сказать, поплавковым наполнителем. Важное свойство бензина — его относительно слабая сжимаемость; он лучше, чем воздух, сопротивляется напору воды. Теоретически оболочка батискафа могла выдержать давление, отвечающее глубине в пятьдесят тысяч футов; такой на деле нет в природе. Мы собирались погрузиться на тринадцать тысяч футов — среднюю глубину Мирового океана — и могли полагаться на хороший запас прочности.