Иржи Груша - Чехия. Инструкция по эксплуатации

Винные подвальчики закопались в твердом песке озера времен третичного периода, в нем полно окаменелостей пресноводных раковин. Правда, их иногда извлекают на поверхность. А эта вот благородная плесень на стенках и на своде дает нам почувствовать, что мы заползаем во внутренности земли. Раньше такие подвальчик называли plže (улитки). Это один из тех случаев ломания языка, в которых l или r играют роль гласного звука. Но, возможно, речь идет о древнем, праславянском слове rils , то есть "большое, заплесневелое место". В центре земли не холодно, постоянные двенадцать градусов круглый год.

По мнению чешских чехов, здешние люди во время пения "вкручивают лампочки". Потому что для нас, пивных болтунов, жестикуляция местных певцов излишне экзальтированна. Только вот здешние люди, то ли молодые, то ли пожилые, выступают как такие, у которых имеется что-то на сердце, а следовательно — и в горле. Руки поднимаются над головой, скорее, в сторону шеи, а ладонь раскрывается, словно бы срывая зрелый плод с невидимого дерева. Так что, когда уста выпевают слова, тело движется в ритм песни, словно бы желая, чуть ли не религиозно, сказать: вкушайте меня все желающие, а так же то, что я сорвал.

А жестикуляция эта обладает еще одним явным посланием: перед вами стоит человек — не ворчун — человек, знающий, что вечные жалобы бессмысленны, равно как и неустанное бунтарство в качестве стиля.

Присаживайтесь! Лавка гладенькая, в столе кое-где имеются углубления. Возможно, что здесь вы похвалите если тот способ, каким вас я сопровождаю по Чехии, то, по меньшей мере, вкус этого бокала рислинга. На бутылках видна не всегда понятная надпись " archiv ". Но это никак не символ какой-то нудной бюрократии, а обозначение удачных годов. Взять хотя бы этот: 1977.

Меня всегда радовало то, что год объявления Хартии '77 был удачным годом для виноделов. И кто бы мог представить, что когда-нибудь в этом подвальчике будет сидеть президент уже объединенной Германии с феодальной фамилией Херцог. До того здесь сиживали другие.

В том числе и поэты, как пристало для винного подвальчика. Например, Скацел, лирик из Брно, по имени Ян, тексты которого мастерски переводит на немецкий язык Райнер Кунце. Здесь, в 1977 году, Скацел строил шутки на тему моравского гимна. Он говорил, это такая пауза мкжду чешской и словацкой частями федерального гимна. Между " Kde domov můj " и " Nad Tatrou sa blýska " — боевой песнью, предсказывающей возрождение словаков словно электрический разряд. Но, прежде чем вспыхнули молнии, были две-три секунды тишины, и как раз-то здесь и открывалось пространство для моравской авторефлексии.

Сегодня, когда нам уже известно, "где дом мой", и когда над Татрами бушуют молнии уже суверенных гроз, видение Скацела все так же увлекательно. Я до сих пор еще слышу ту паузу, хотя теперь после " Kde domov můj " уже ничего не звучит. Но ухо все так же слышит старый шанс. Возможно, это место для родственных песен будущей Европы, в которой истина уже станет спокойной, поскольку ей уже не нужно будет побеждать. Она будет только петь…

День солнечный, я же еду в Вену… По делам Чехии, в качестве ее посланника, полномочного посла. Вот она как теперь сплетается: изгнанник-посланец, Экселенция как экзистенциальное существование. Чешское посольство находится там во дворце неподалеку от Шёнбрунна. Двадцать лет назад Чехословакия сделала меня изгнанником. Тогда я ехал как раз через Вену и остановился у приятеля, писателя Павла Когоута, которого выбросили из страны за несколько лет передо мной… Он хотел показать мне австрийскую столицу, а так же Шёнбрунн с его Глориеттой. Когда мы возвратились с прогулки, жена Павла сказала: "Погляди, вон там, слева, как раз за теми деревьями сидят те самые свистуны-шипуны, которые выбрасывают нас сюда!". Я не очень внимательно глянул в сторону сада, но ничего там увидеть не мог.

Теперь же ворота дворца открываются, но уже нет никаких свистунов-шипунов. "Господин посол, — обращаются ко мне, — ваша сегодняшняя почта". Мне принесли кучу писем и открыток, а среди них — одна детская: "Приеду тебя поведать". Это пишет мой внук, и от него сбежала буква "р". Зовут его Адамом, как начало всему. Ну а фамилия его — Ябурек, в знак того, что нас не уничтожить.

Бонн 1998 — Прага 2009