Иржи Груша - Чехия. Инструкция по эксплуатации

© Jiří Gruša, 1998, 2009

© Společnost pro odbornou literaruru — Barrister & Principal, o.s., 2009

Когда звучит голос Родольфо, оплакивающего под крышами Парижа страдавшую от чахотки Мими, никто не вспоминает о Чехии, хотя La bohème означает и "чешскость", и "богему", и это второе определение как символ свободной и веселой жизни для многих из нас был бы лестным. Потому что мы упорно думаем о себе, что на самом-то деле мы замечательные художники и артисты жизни, одаренные различнейшими талантами, и только остальная часть мира ревниво отказывает нам в своем восхищении.

Уже у праотца чехов — Чеха — тоже должны были быть подобные впечатления. Как гласит легенда, он вступил со своим отрядом в край "молоком и медом изобилующий". И подобным ветхозаветным языком провозглашал это, якобы, сверху. Ослепленный счастьем, что — вот — нашел что-то для себя, словно Моисей или Иисус Навин, он никак не обращал на себя внимания соседей, не спрашивал, а не проживают здесь слишком близко персы или египтяне.

Его земля обетованная, волшебный четырехугольник возвышенностей, который сейчас, из вечера в вечер украшает германскую телевизионную карту погоды, была воистину великолепной. И — в целом — совершенно пустой. Маркоманы, что прибыли в эту страну довольно-таки незадолго перед ним, уже ушли в поисках более теплых земель. Все подсказывало, чтобы в таком вот спокойном месте и остаться. Это же был случай, исторический шанс. Пращур без всяких сомнений протянул за ним руку — и попал в ловушку. Которую поставила коварная история, действующая по принципу: все хорошее плохо кончается. Так что вместо идиллии и образовался европейский транзитный коридор.

Но Чех — праотец чехов — окруженный чешскими горами, чувствовал себя в безопасности и находился в состоянии эйфории. На священной горе своих праначап так оно обычно и бывает. "Видать, что это рай земной" расстилался внизу перед взглядами его лично сотоварищи. "Вода журчит среди лугов, а среди скал боры шумят" [1] Данные цитаты представляют собой слова чешского гимна авторства Йозефа Каэтана Тыла "Kde domův muj?" (Где дом мой?). , - заявил он, якобы, по делу..

Чувствовать он был должен был нечто подобное. Так, похоже, и должно было быть, раз до сих пор это провозглашает наш гимн. Эта торжественная патриотическая песнь принимает еще и оптику взгляда сверху и тут же задает серьезный вопрос: "Где дом мой?". И тут же автор выкладывает пышное описание, как будто бы окончательно желал убедиться, что нет потребности в поисках чего-то лучшего. Текст был рожден в эпоху бидермейера [2] Бидермайер (нем. Biedermeier ) — художественное течение в немецком и австрийском искусстве, главным образом в живописи, графике, оформлении интерьера и декоративно-прикладном искусстве (за исключением архитектуры), получившее развитие в 1815–1848 годах, времени относительного затишья в Европе после окончания наполеоновских войн (Венский конгресс) и до революционных событий в Германии 1848–1849 годов. Вопреки распространённому мнению специалисты не считают бидермайер художественным стилем ввиду отсутствия оригинальных стилевых черт. Бидермайер называют «сниженным ампиром» либо «псевдоромантизмом», хотя он и сложился в результате романтического движения в искусстве стран западной Европы. — во времена формирования народов и их сражений за первенство у кормушки.

Точно так же, как и Колумб, который верил, будто бы находится в Индии, хотя доплыл до Америки, так же и наш вождь по имени Чех считал, будто бы находится в Чехии, хотя на самом деле дошел до Богемии. Согласно легенде, где-то около 550 года нашей эры он встал на горе Ржип и считал, что добрался сюда первым. Потому-то страна эта должна была называться Чехией, а мы — чехами. Вот если бы он умел читать, возможно, и нашел где-то упоминание, что Богемия — это отчизна бойев, которые болтались здесь задолго до него самого. Но Чех был классическим патриархом, так что думал исключительно о чехах и их будущности.

Должно было пройти лет сто, прежде чем и мы сами признали нечто предчешское, хотя эти бойи уже в 306 году до нашей эры чуть не захватили Рим и опустошили северную Италию. "Богемия" — это вообще предательское слово, поскольку отсылает нас к германцам. Оно ассоциируется с герулами, квадами (или свебами), лонгобардами и маркоманами, которые называли нашу страну "по-бойски", но исключительно потом, чтобы его "забойевать". Так что нет ничего удивительного, что первый упоминаемый в связи с нами исторический персонаж, это вовсе не наш Праотец, а только какой-то король Марбод, который желал помочь Риму в сражениях с остальными наполовину-германцами. Как из этого следует, поначалу мы были кельтско-германским конгломератом.