Иржи Груша - Чехия. Инструкция по эксплуатации

Братская Славянщина тоже нашла к нам дорогу. Сюда она добралась в 1945 году, и приветствовал ее некий Бенеш, словно упомянутый персонаж из оговариваемой пьесы. Он театрально утверждал, что не только отомстил за Пржемысла, но еще и исправил его смертный грех, когда король пригласил мастеровитых типов в страну, который ведь является нашей отчизной. И он реально всех их выгнал.

А мы кричали "ура" и вопили: "Во веки веков!". И века эти продолжались долгие пятьдесят лет.

Да, Гриллпарцер знает о нас намного больше, чем нам того хотелось бы. В конце концов, это ведь он написал "божественную комедию" нашего региона.

Впрочем, и в той, написанной Данте, Пржемысла тоже хватает. Вместе с неисправимыми грешниками он пашет на строительстве небесной автострады. Вроде как, чуть ли не с Рудольфом. И, кто знает, а не добрались ли он уже на высоту облаков?

Мне, по крайней мере, кажется, что свои грехи они уже искупили. И что оба, наверное, дружески махали венграм, когда те, вместе с австрийцами в 1989 году перерезали колючую проволоку, ограждавшую "лагерь мира". Они же знали, что это поможет и нам.

И с того момента стало ясно, что мы все выиграли.

То есть "Отакар" обязан вернуться домой! А я обещаю, что переведу его.

Ну а если бы мне не суждено было это совершить — все-таки, мне уже семьдесят лет, и я знаю своих Завиш, Бенешей и Милотов — то договорился с сыном, что это он возьмет на себя исполнение этого обещания.

В конце концов, его зовут Вацлавом.

Когда сорок лет назад [105] Сегодня это уже больше пятидесяти. закончилась Пражская Весна, в атмосфере похмелья после вторжения получила начало очередная дискуссия на старую тему: чешская судьба.

Два писателя спорили о том, уникальным явлением или фарсом была наша попытка приклеить человеческое лицо к оддному из "измов".

Милан Кундера считал, будто бы это было что-то исключительно значащее. Угадать всемирный тренд — это шанс для малых народов, именно это оправдывает их существование и образует привлекательность.

Вацлав Гавел резко возражал: мировые тренды — это всего лишь иллюзия, если собственный дом не в порядке. А этот наш дом находится в катастрофическом состоянии уже с 1948 года! Давайте поначалу уберем в своем доме!

Оба впоследствии защищали собственные тезисы. Кундера в Париже как писатель с мировой славой (в нашей стране эту славу ревниво приуменьшали); Гавел в заключении, как автор и политик, а под конец — в качестве нашего президента в Праге на Градчанах.

И концепции, скорее всего, не изменились. Кундера — мораванин — любил правду в настоящем времени, Гавел — чех — в будущем времени. Все эти дебаты на земле никогда урегулированы не будут, и даже на небе (или в той чешской деревушке там, наверху, которую мы называем Небешаны) они кончаются, чаще всего, отпущением грехов. Но для нашего путешествия через Моравию за последствия отвечает Милан Кундера. Как переводчик правды моравского типа. Ведь здесь любят как раз такую, в случае которой вовсе не требуется, чтобы она вначале победила. Поэтому люди здесь более гордые, они любят, скорее, легкость, умеют забывать и знают, что это излечивает. Забывать и прощать — это ведь соединяется друг с другом. Правда, в каком-то смысле, уже победила здесь, а поскольку у нее нет обязанности постоянно побеждать, ее можно иногда даже спеть.

Чешский чех, привыкший к нашей опере-буфф о " Проданной невесте ", говорит: klid (спокойствие), а если дойдет до чего, всегда он bierernsr (пивно-серьезный). Чешский мораванин живет более драматично, но разговаривает радостно, когда же нападет на него печаль, тогда бывает weinselig (винно-блаженный). Разница между моравским Масариком и чешским Бенешем является тому наилучшим примером.

А еще — разница между чешской деревенской оперой и ее моравским соответствием, то есть между " Проданной невестой " и " Ее падчерицей ". Во второй — творении Яначека — деревню не слишком обожают. Бабушка (святая старушка у чехов) здесь даже убивает. Жених здесь не покупает себе невесту, речь, скорее всего, для него в искуплении в религиозном смысле слова. Он не отважился бы прославлять обмана, даже если бы то была "всего лишь хитрость". В "Енуфе", той самой "искупленной невесте", точат ножи, у любви здесь телесное измерение — ну а в кабачке подают и прославляют вино.

Но в одном плане и чехи, и мораване одинаковы: оба напитка здесь обожаемы в своей уменьшительной форме — как пивко и винцо ( pivečko и vínečko ). Нам уже известно (из долины Бабушки), что нечто уменьшенное и малое у нас частенько означает особенный род величия. Бабуля, то есть Kleinmutter — по сути своей означает Grossmutter , а наша Kleinmutter ни в коем случае не маленькая, а вдвойне могущественная. И, внимание — в том числе и наша робость, то есть Kleinmut , это часто Hochmut , то есть величие или даже гордыня. Иногда поглядите на это поближе сами.