Кей Чорнук - Прогулки с Вольфом

Но я никогда не проявлял насилия. Злые языки рассказывают, что я угрожал кому-то мачете, когда у нас с этим человеком возникли разногласия во время работы на дороге к Пеньяс-Бланкас. Не было этого! Что было? Я перерезал постромки у телеги, доверху нагруженной жердями, вывозимыми с участка, прилегающего к заповеднику. Хотя этот участок был частной собственностью соседа, я понимал необходимость защиты заповедника. Возница решил, что я ему угрожаю. Я бы никогда не сделал что-то подобное серьезно, с дурными намерениями. Я просто показывал свое неудовольствие.

В конце семидесятых годов у меня начались проблемы с Тропическим научным центром. Они мне все время твердили, что Центр не зарабатывает никаких денег, что члены общины Монтеверде должны более активно участвовать в работе во благо заповедника. Сотрудники Центра работали очень много, а платили им очень мало. Я активно и много работал как администратор, но решения не давались мне легко. Так получилось, что я больше не мог работать с доктором Тоси, моим боссом, который требовал от меня больше, чем я мог сделать.

В то же время у Лаки были серьезные проблемы со здоровьем, и ей очень нужна была моя поддержка и внимание. А мне было очень трудно справляться с тем, чем я тогда занимался. Мне всегда казалось, что я сделал то, чего я не должен был делать, или — еще хуже — что я не сделал того, что должен был сделать. Вот так и с Лаки: я чувствовал, что должен был отвезти ее к врачу, но я этого не делал. Однажды, когда она нуждалась в лечении, наш сын Берто отвез ее в больницу в Сан-Хосе. Это надо было сделать мне, но я был не в состоянии принять решение. Наверное, я был в депрессии, хотя я и не думал, что у меня депрессия. Меня всегда учили, что плакать вполне допустимо. И я могу заплакать без затруднений, хотя в тот период я не знал, то ли мне плакать, то ли что-то делать еще.

К 1982 году я уже не мог справляться с заповедником. Какие-то несущественные проблемы в моей голове преображались в размерах и казались огромными. В конце концов, под контроль все взяли мои дети. Одним утром, помню, возвращаюсь я из заповедника, а они меня ждут. И говорят, что мне нужна помощь. Говорят, что, дескать, «твое поведение не вполне рациональное, и ты нуждаешься в медицинской помощи», поскольку такое мое поведение оказывало сильное влияние на Лаки. Я всего не помню, что они мне там говорили, но я помню их обеспокоенность. И я сказал: «Хорошо, хорошо, я поеду в Сан-Хосе».

Так что Центру потребовался кто-то другой. Доктор Тоси сказал: «Поезжай и получи эту самую помощь, в которой ты нуждаешься. Не беспокойся об остальном». Для меня это было большим облегчением. После гложущей меня тревоги и чувства вины за то, что я не смог выполнить свои обязательства перед заповедником и моей семьей, знание того, что мне будут платить, пока я получаю медицинскую помощь, было очень важно для моего душевного спокойствия. В 1983 году мой сын Бенито, который время от времени работал с биологами, взял на себя некоторые из моих обязанностей в заповеднике. Тогда Тропический научный центр нанял Висента Уотсона, чтобы заменить меня, и большую часть года он этим занимался. Лечение заняло не так много времени, но казалось, что прошла вечность, прежде чем я снова почувствовал себя нормально и вернулся к работе.

В общем, я искал помощь медиков, и диагноз был сразу поставлен частным врачом неправильно. Он прописал мне снадобье, из-за которого я не мог расслабиться и уснуть, а потом он еще прописал мне снотворное, чтобы противостоять искусственно созданной бессоннице. Лекарство было выбрано неверно, и у меня была плохая реакция на него. Появилось ощущение страха. Мы были в Сан-Хосе у Берто. Я помню, как моя дочь Хелена хотела, чтобы я прогулялся, но я просто не мог выйти. Я чувствовал, если выйду за ворота, то произойдет что-то ужасное, и я никогда не вернусь.

Когда Лаки была в больнице, я не хотел ее навещать. Я просто не мог усадить себя в машину, чтобы поехать и навестить ее. Но однажды меня посадили-таки в машину, и мы отправились к ней. Когда мы были в больнице, я думал, что мы оттуда никогда не выберемся. Я был уверен, что Берто никогда не сможет нас вывести из этого здания. Это был просто страх. Все это были плоды воображения. Теперь-то я знаю, что все случилось потому, что лекарство было неправильно выбрано.

Меня никто никогда не положил в больницу, чтобы проконтролировать дозу, отсюда и такая реакция организма на первое лечение. Лекарство было очень дорогим, и нам оно все равно было не по карману. К счастью, мы нашли психиатра в больнице Кальдерон Гардиа, который помог мне выбраться из этой ситуации. Поскольку этот второй врач входил в систему социального обеспечения, все расходы на посещение и лечение были покрыты моей страховкой. К концу 1983 года я стал принимать литий и вернулся к работе.