Александр Харитановский - Великаньи забавы

Отряхнулся, поурчал и перешёл на то место, где вчера рыбачили. Примостился на двух камнях. Вода текла между ними узким потоком. Рыбины вместе со струями перекатывались в омут.

Медвежонок долго прилаживался, прицеливался, поднимал то одну, то другую лапу. Наконец изловчился и хлопнул.

Ага, первая удача!.. Перед глазами вместе с брызгами взметнулось серебристое веретено, шлёпнуло больно по глазам и выскользнуло обратно в воду. Рыболов сгоряча нырнул следом за ушедшей добычей. Но где же лосося догнать: река — это тебе не лес!

Нахлебавшись воды, с трудом выбрался на берег. Визжа от досады, моргая, принялся снова устраиваться на камнях.

Рыбины шли и шли под самым носом. Но теперь он не торопился. И когда размахнулся, то удар пришёлся прямо в цель — в когтях трепетал голец.

Медвежонок не швырнул добычу на берег, через плечо, как делала мать, а крепко зажал её лапами. Лосось не мал, но с голоду медвежонок так навалился, что и косточек не осталось.

Покачиваясь от сытости, косолапый медленно направился к матери. Прижался к ней, заполз под голову…

Медведица обнюхала мордочку сына, аппетитно пахнувшую свежей рыбой, и тщательно облизала её. Так они пролежали несколько часов.

Выспавшись, медвежонок снова вспомнил о еде. Встал, потянулся и деловито потрусил к берегу.

Теперь он уже знал, как надо рыбачить. Поймал даже вёрткого хариуса. Получилось что-то вроде закуски. Следом выкинул толстую, набитую икрой, горбушу.

А аппетит почему-то пропал. Впрочем, понятно почему: он привык есть вместе с матерью — у одного куста, в одном логове. Без матери тоскливо.

Медвежонок ухватил рыбину за хвост и, пятясь, поволок её…

Когда изголодавшаяся медведица увидела сына с уловом, она вскочила и начала рваться навстречу, и едва малыш приблизился, выхватила у него лосося. Дважды раскрыла пасть — и рыбы как не бывало. Медвежонок покосил глазами, поскулил и опять покосолапил на речку. Несколько раз бегал и приносил лососей. Это уже показалось ему занимательной игрой.

Медведица, насытившись, принялась лизать сынишку, катать его по траве. Малыша удивляла и радовала ласка обычно суровой матери. Он почувствовал, что сделал что-то хорошее.

Вечером медвежонок снова направился к реке, на промысел.

Прошла неделя. Свежей рыбой медведица кормилась и утоляла жажду. Сила в ней не уменьшилась, а желание освободиться росло. Вокруг, на длину цепи, не осталось уже ни одного целого дерева, только пеньки. Накренилась и высокая лиственница, к которой была прикреплена цепь.

Медвежонок твёрдо уяснил новую обязанность — кормить пленённую мать. Теперь он уже не делал над водой бестолковых движений, а бил наверняка, выкидывая рыбу одним взмахом. Малыш окреп, повзрослел: в беде мужают быстро…

Хозяин капкана, старый охотник из села Милькова, застал медвежонка за работой — тот тащил прикованной матери большого лосося. Старик от удивления снял шапку. Медведи — умные, но такого не видывал. Встав с подветренной стороны, он следил за зверёнышем, пыхтевшим над своей ношей. Потом перевёл взгляд на медведицу, сидевшую по-собачьи на задних ногах в ожидании кормильца.

— Ой да молодчина косолапый! — вроде бы прошептал про себя охотник. А вышло на весь лес: — Молодчина!

Медведица взвилась. Одновременно затрещала лиственница: рывок оказался столь сильным, что надгрызенное дерево не выдержало — переломилось и цепь соскользнула со ствола.

Медведица, волоча капкан, огромными скачками уходила в лес.

А медвежонок?.. Крутнулся юлой и, смешно подбрасывая зад, — вдогонку.

Их подгоняло гулкое, оторвавшееся от гор, эхо:

«Молодчи-и-и-и-на!»

Траулер «Беркут» искал сельдь вблизи берегов восточной Камчатки.

— Слева по борту вижу!.. — Конец фразы вахтенного матроса отнёс ветер.

Кто был на палубе, оглянулись влево.

На поверхности спокойного моря появились странные всплески. Они приближались, росли. И вдруг из одного такого водоворота выскочила огромная туша, сильно суженная к хвосту, с массивной головой в четверть туловища. Широченные, величиной с лодку, грудные плавники-ласты трепыхались, как страшные крылья.

Пролетев над водой, чудовище перевернулось в воздухе и, плюхнувшись на спину, принялось изо всех сил бить ластами. Позвали на палубу капитана. Посмотрел он и так и в бинокль.

— Кит, горбач, — пояснил. — Его ещё называют длинноруким…

Не успел капитан договорить, как неподалёку морскую гладь пропороло другое гигантское тело, только более вытянутое, длиной метров в двадцать.