Франко Проспери - На Лунных островах

Килиманджаро состоит из трех вулканов: Скира, самый древний, высотой 3923 метра; Мавензи, еще окруженный лавовым шлаком, высотой 5355 метров; и Кибо, отдаленный от Мавензи седловиной в одиннадцать с лишним километров шириною. Кибо — самая высокая вершина, высота которой (согласно Аллану Каули, сотруднику геологической службы Танганьики) достигает 6010 метров. На вершине этого вулкана имеются три концентрических кратера; из них внутренний достигает в диаметре 270 метров и имеет в глубокой воронке ледниковое озеро, где всегда отражается голубое небо.

На эту-то гору и начали мы свое восхождение за несколько дней до Рождества 1953 года. Нас сопровождали двадцать носильщиков из племени чагга, самого симпатичного в Восточной Африке. Командовал ими Иоганнес, в высшей степени умелый и опытный проводник.

Мы непрерывно поднимались семь дней, любуясь по пути потрясающими, незабываемыми видами. Питер-Хат, хижина на высоте 4000 метров, и Кибо-Хат, убежище на высоте 5200 метров, были нашими главными стоянками.

По мере того как мы поднимались, изменялась окружающая растительность: лесная зона сменилась полосой ярко-зеленых колокольчиков и гигантских цинерарий. Путь наш становился все труднее, давала себя чувствовать горная болезнь. Наконец, на последней стоянке, в Кибо-Хат, моя нога, слишком уже натруженная, отказалась служить.

Помню, с какой грустью я расставался с товарищами, какое отчаяние испытывал я в ту ночь, рождественскую ночь 1953 года, когда они все готовились к последнему подъему, а я в полной беспомощности лежал на своей постели.

Мы ничего не говорили друг другу. Они поняли, что я не могу идти дальше. Для меня это было большое огорчение, и для них, надо полагать, тоже — последнее приключение нам не удавалось завершить всем вместе.

Вышли они, ослабевшие от голода, потому что последние двадцать четыре часа никто не мог есть, опасаясь обострения горной болезни. Я тоже вышел, и в полярном холоде ночи стал следить за тем, как они поднимались, возглавляемые проводником Иоганнесом.

Карло почти сразу же остановился и наклонился в сторону: он теперь тоже страдал горной болезнью. Остальные подождали его, а потом все вместе медленно продолжали путь. Вот они оборачиваются и машут мне руками.

Еще минута, и они скрываются из виду… На этом оканчивается мой рассказ. О восхождении на Кибо писал уже не я, а один из моих друзей — Станис. Вот запись, которую он сделал, как только спустился с горы:

«Из-за Мавензи поднялось солнце, и гору окутал туман. Перед нами была только отвесная стена, устремленная в небо; под нами не было видно ничего, кроме облачной короны. Такое явление повторяется каждое утро — Крыша Африки скрывается от людских взоров. Но сегодня и мы спрятались вместе с нею.

Снежная вершина Килиманджаро, словно светящийся клинок, вонзилась в небо. Мы растянулись по скалистому гребню на последних подступах к вершине. Выше всех Фабрицио и проводник, за ними, метров на тридцать ниже, Карло, а еще на двадцать — я. От передних меня отделяют пятьдесят метров, то есть почти час пути. Я вижу, как на каждом шагу останавливается Фабрицио, как то и дело силы оставляют Карло, и он задерживается, а потом снова медленно продолжает путь.

Мне тоже очень трудно далось это восхождение, и я часто падал, погружаясь руками и ногами в каменную осыпь, которая тянется кверху до самой вершины. Я чувствовал себя так скверно, как еще никогда в жизни, скверно, как и все мои друзья, как и все те, кто побывал здесь до нас.

В одном из домиков, где останавливаются в первые дни подъема, имеется книга, в которую спустившиеся записывают свои личные впечатления. Пусть не читают ее те, кто готовится предпринять восхождение, — она производит на редкость удручающее впечатление. А причина здесь всегда одна и та же: горная болезнь.

Я почувствовал острый спазм в сердце и вынужден был на некоторое время остановиться. Я стоял, вцепившись в отвесную стену, с которой осыпались бесчисленные камешки, прижался к ней и ждал, пока сознание полностью вернется ко мне. Потом стал осторожно оглядываться вокруг; прямо передо мною уходил в голубую высь чистый профиль Мавензи.

Сердце мое успокоилось, и я возобновляю подъем. Первые шаги кажутся бесконечно легкими, я продвигаюсь без всякого труда, вдыхая чистый, пьянящий воздух. Но это продолжается недолго. Через несколько метров опять возникает одышка, и кончается дело тем, что я падаю с новой спазмой, что есть силы сжимая в руках альпеншток. В такие минуты на меня вдруг находило непреодолимое желание уснуть, а это и было всего опаснее: уступить этому заманчивому желанию означало замерзнуть.