В этой связи мне вспомнился один эпизод, приключившийся с нами у берегов острова Майотта, когда мы отправились в катере к намеченному месту работ поблизости от залива Бандели. Уже несколько дней наш специалист по млекопитающим Станис был занят изучением живущих на острове лемуров и узнал, что обычным местом сборищ этих животных был здешний берег моря.
Поскольку наш моторный катер не мог туда пристать из-за большого количества коралловых рифов, мы со Станисом захватили с собой маленькую лодочку и высадились на берег возле мыса Бамбо.
Мы оказались в густых кустарниковых зарослях и здесь в течение нескольких часов разыскивали и никак не могли найти этих животных. В конце концов, усталые и измученные жарой, мы повернули назад и вышли из леса, как вдруг Станис застыл на месте. Я увидел, что наша надувная лодочка, которую мы вытащили на песок, раскачивается на воде метрах в ста от берега. На борту ее в необычайном волнении прыгали взад-вперед два лемура — черные маки, страшно напуганные происходящим.
За время нашего отсутствия эта парочка приблизилась к лодке и, заинтересовавшись непонятным предметом, стала его тщательнейшим образом изучать. Лодочка была очень легкая, лемуры как следует раскачали ее, так что нетрудно было понять, почему они очутились на воде и удалялись от берега.
Доказав, таким образом, на основании опыта — своего и чужого, — что лемуры легко попадают в подобные переделки, я должен объяснить также, как образовывались те естественные плоты, о которых я говорил выше, и каким образом передвигались они по воде.
На африканском побережье напротив Мадагаскара находится устье большой реки Рувумы. Мы имели возможность лично убедиться в том, что нередко в этой реке можно видеть всевозможные растительные обломки, упавшие стволы и сломанные ветки, плотно пригнанные друг к другу наподобие прочного естественного плота. Речное течение уносит их далеко в море, на расстояние тридцати — сорока километров. Легко можно предположить поэтому, что в плейстоцен, когда в Мозамбикском проливе существовала непрерывная полоса островов, эти обломки деревьев иногда выносило на берега тех островков, что были расположены поближе к Африке. Дальше, чтобы переносить естественные плоты через морские проливы между атоллами, достаточно было приливов и отливов. Ведь всякий раз, когда уровень моря понижается, миллионы кубических метров воды проходят сквозь узкие горловины внутренних лагун. Бушующие волны разрушают берега, валят деревья, порождают временные течения, уходящие в глубь атоллов на несколько километров. У берегов Альдабры, например, измеряя скорость течения уходящих из лагуны вод в десяти километрах от острова, мы нашли, что она равнялась двум с половиной морским узлам.
За сотни миллионов лет животным не раз должна была представиться возможность для переселения с африканского берега на Мадагаскар.
С другой стороны, ненадежная связь с материком может объяснить нам, почему животный мир на Мадагаскаре так беден видами. Лишь отдельным зоологическим видам удавалось воспользоваться этим фрагментарным мостом; только земноводные или хорошо плавающие животные, только древесные животные на естественных плотах, только птицы и другие летающие существа могли достигнуть Мадагаскара и населить его, образовав там столь необыкновенный животный мир.
Не удивляло меня и то обстоятельство, что обезьяны, столь похожие на лемуров по строению и повадкам, не перебрались этим же путем на Коморские острова и на Мадагаскар. Напротив, этот факт помог мне выяснить и некоторые другие стороны вопроса: он доказал мне, что миграция животных столь оригинальным водным путем могла происходить только в начале третичного периода, когда уже существовали лемуры, а обезьян еще не было. Я должен был предположить также, что после олигоцена, то есть после того, как лемуры поселились на Мадагаскаре, этот путь, и прежде нелегкий, стал совсем непригодным.
Таким образом, я предполагаю, что Мадагаскар был связан с Африкой в течение олигоцена посредством целой цепи возникших тогда бесчисленных островов. В последующие эпохи этот «мост», вероятно, исчез, а потом, в плейстоцене, снова появился, но уже гораздо более разорванный и труднопроходимый.
После этого между материком и островами Мозамбикского пролива никогда больше не существовало ни территориального контакта, ни зоологических связей.
Мои размышления были прерваны голосами звавших меня спутников. Я поднялся и, шагая вдоль берега, вернулся в бунгало. Все уже были одеты и готовились двинуться в обратный путь.
Читать дальше