Дэвид Аттенборо - Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

После ужина мы забрались в гамаки и приготовились провести первую ночь в тропиках. За две недели жизни в саванне мы приобрели некоторые навыки лежания в гамаках, но там круглые сутки стояла жара, а здесь, в бассейне Мазару- ни, ночью было холодно. Той ночью я хорошо усвоил первый и главный урок: любителю спать в гамаке требуется в два раза больше одеял, чем ему обычно требуется при сне в кровати, поскольку надо не только укрываться сверху, но и укутывать гамак снизу, следовательно, пользы от одного одеяла становится ровно в два раза меньше. Через час я так замерз, что выбрался из гамака и натянул на себя всю имевшуюся одежду, но даже так почти всю ночь промучился от холода.

Проснулся я задолго до рассвета. Но когда выглянуло солнце, мои ночные страдания были вознаграждены с лихвой: я услышал, как над рекой перекликаются ара и другие попугаи, увидел, как колибри пьет из цветка, склонившегося над водой. Крохотная, размером с грецкий орех, переливающаяся всеми цветами птичка прыжками передвигалась по воздуху. Если ее привлекал цветок, она подлетала, вытягивала длинный, похожий на тонкую нитку язык и, наклонившись, пила нектар. Насытившись, она поднималась в воздух и, быстро, мелко перебирая крыльями, улетала на поиски другого цветка.

После завтрака Кинг Джордж сообщил, что к рисункам, о которых говорил Билл Сеггар, можно запросто, за два часа, дойти по лесу. Мы спросили, не мог бы он нас проводить. Он ответил, что был там всего один раз, но точно найдет это место снова. Вместе с еще одним акавайо, который помогал нести аппаратуру, мы двинулись в заросли. Наш провожатый решительно шел впереди и делал зарубки на деревьях или надламывал молодые ветки, чтобы мы не потерялись на пути обратно. Вокруг высился тропический лес, гигантские деревья достигали 60 метров в высоту. Вокруг них вились лианы, известные тем, что не растут на земле, но свешивают вниз длинные, легкие корни и вбирают ими из воздуха нужные для жизни вещества. Вдруг трава под нами превратилась в толстый ковер из множества опавших желтых цветов. Мы задрали головы, чтобы увидеть, где они растут, но ветки и кроны уходили невероятно высоко вверх и, не будь под ногами лепестков, нам бы в голову не пришло, что здешняя растительность способна цвести.

В просветах между толстыми стволами молодые деревца плотно сплетались с разнообразными вьющимися кустарниками, и нам приходилось прокладывать себе дорогу ножами. Крупных животных мы не видели, но чувствовали, что пространство населено бесчисленными маленькими созданиями: воздух был наполнен стрекотом кузнечиков, кваканьем лягушек, жужжанием и шуршанием невидимых насекомых.

Через два часа трудного пути мы с Чарльзом валились с ног от усталости. Было жарко и влажно, мы взмокли, очень хотелось пить. С тех пор как река осталась позади, никакой пригодной для питья воды нам не встретилось.

И вдруг, неожиданно, перед нами открылась скала, какую мы искали. Она поднималась почти на несколько сотен метров и прорывала тяжелый лесной балдахин, под которым мы томились в душном полумраке. В просвет между камнями и ветвями падал на белую кварцитовую скалу косой солнечный луч и высвечивал красные и черные рисунки на камне. Зрелище было такое ошеломительное, что усталость как рукой сняло, и мы помчались к скале.

Рисунки тянулись почти на 40–45 метров вдоль подножия и поднимались вверх на 30–35 метров. Особым изяществом они не отличались, но нарисованы были явно животные. Здесь было несколько птичьих стай, скорее всего тех самых маам, которых Кеннет поймал нам вчера на ужин, и множество неопознаваемых четвероногих. В одном из них мы признали броненосца, но потом задумались: если то, что мы считали головой, на самом деле хвост, получается не броненосец, а вполне узнаваемый муравьед. Другой зверь лежал на спине, задрав лапы. Сначала мы решили, что это рисунок мертвого животного, потом, присмотревшись, заметили, что у него два когтя на передних лапах и три на задних, как бывает у двухпалых ленивцев. Словно в подтверждение нашей догадки над зверем была нарисована толстая красная линия, вероятней всего, ветка, на которой ленивцу полагалось висеть, однако изобразить висящего ленивца неведомому художнику было трудно, поэтому он нарисовал ветку рядом, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что это за зверь. Фигурки животных перемежались символами — квадратами, зигзагами, цепочками ромбов; смысл их мы даже не пытались разгадать.

Но трогательней и выразительней всего были разбросанные между животными и символами сотни отпечатков рук. Чуть выше они располагались группами от 6 до 8 ладоней, а внизу их было так много, что отпечатки перекрывали друг друга и сплетались в сложный узор, образующий плотные пятна красной краски. Я несколько раз прикладывал свою руку к застывшим на скале ладоням, и каждый раз они оказывались меньше, чем моя. Когда по моей просьбе ладонь приложил Кинг Джордж, обнаружилось, что она полностью совпадает с отпечатком.