Генрих Харрер - Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы

Я в ошеломлении покидаю храм, яркое солнце слепит меня. Мой рациональный европейский ум в замешательстве от увиденного.

Позже я еще не раз принимал участие в вопрошании оракула, но хоть немного приблизиться к разгадке происходящего мне так и не удалось.

Мне всегда было странно встречать главного оракула страны в обычной жизни. Я никак не мог привыкнуть видеть его сидящим за столом рядом с другими знатными персонами и хлебающим традиционный суп с лапшой. Когда мы встречались на улице, я снимал перед ним шляпу, а он мне улыбался и вежливо кивал. Тогда я видел перед собой обычное лицо симпатичного юноши, в котором ничто не напоминало красную перекошенную рожу оракула в экстазе.

Как-то на Новый год мне довелось видеть, как медиум бродит по улицам. Слева и справа его поддерживали слуги, и каждые тридцать-сорок метров молодой человек в изнеможении падал в кресло, которое специально носили за ним. Все благоговейно отшатывались от монаха, народ с наслаждением созерцал это демоническое представление.

С главным оракулом страны связана так называемая Великая процессия, когда Далай-лама посещает городские храмы. «Великой» ее именуют, в отличие от обычных процессий, когда Далай-лама переезжает в летнюю резиденцию.

В этот день вся Лхаса высыпает на улицы, и трудно отыскать местечко, где встать. На площади устанавливают шатер, монахи-солдаты, как обычно, плетьми отгоняют любопытных. Этот шатер скрывает от посторонних глаз великое таинство: там да лама из Нэчуна готовится впасть в транс. К нему медленно приближается паланкин Божественного Правителя, несомый тридцатью шестью носильщиками. Монахи сопровождают его торжественной музыкой, звучат литавры, трубы и барабаны. Паланкин подносят к шатру оракула. В этот момент оттуда нетвердыми шагами выходит одержимый божеством монах. Лицо у него опять красное и опухшее, изо рта доносятся какие-то шипящие звуки, тяжелая тиара пригибает его к земле.

Яростно размахивая руками, медиум разгоняет в стороны носильщиков, кладет себе на плечи жерди паланкина и несется сквозь толпу, опасно раскачивая свою ношу. Слуги и носильщики бегут рядом, стараясь помочь ему с грузом. Шагов через тридцать оракул падает наземь без чувств. Его тут же укладывают на заранее приготовленные носилки и уносят в шатер. Толпа внимательно следит за происходящим. Длится все это несколько секунд, а затем процессия чинно продолжает свое движение. Мне так и не удалось точно узнать, какой смысл вкладывается в этот ритуал. Возможно, таким образом символически изображается подчинение божества-защитника Живому Будде.

Монах наполняет маслом лампадки. В Тибете для этого служил роскошный кувшин из золота и серебра, а в изгнании довольствуются простым алюминиевым чайником

Пожилой монах из монастыря Самдэлин близ Кьирона

Помимо главного оракула и предсказателя погоды, в Лхасе было еще по меньшей мере шесть медиумов, среди них даже одна пожилая женщина, считавшаяся воплощением богини-защитницы. За небольшое вознаграждение она впадала в транс, и через нее вещало божество. Иногда эта женщина впадала в такое состояние до четырех раз на дню. Но, по-моему, это была просто довольно ловкая шарлатанка…

Есть такие оракулы, которые во время транса скручивают в спирали огромные сабли – в Лхасе такие сабли лежат у многих знатных людей перед домашними алтарями. Я сам не раз пробовал согнуть такую штуку, но тщетно.

Обычай вопрошать оракулов корнями уходит еще в добуддийские времена, когда божествам приносили человеческие жертвы, и почти не изменился с тех пор. Меня глубоко впечатляла эта практика, но все же я был рад, что мог принимать решения самостоятельно, независимо от мнения оракулов.

Время шло. Мы прожили уже несколько месяцев в Лхасе, но не переставали удивляться окружавшим нас непостижимым вещам. Иногда начинало казаться, что повседневности не существует вовсе. Наступила осень, самое красивое время года в Лхасе. Цветы в садах – многие из которых были посажены моими руками – вовсю цвели, а листва на деревьях потихоньку начала желтеть и краснеть. Фруктов было в изобилии – на рынке прилавки ломились от персиков, яблок, винограда из южных провинций, помидоров и тыкв. Знать устраивала роскошные праздники, пользуясь тем, что в этот сезон есть все для всевозможных изысканных блюд.