Иржи Ганзелка: Через Кордильеры

— Я выбежал из дому и налетел на человека, который мчался к машине, чтобы отъехать на ней подальше от зданий. Вот и все, что я успел понять. Третьего дня мы вытащили его останки из-под развалин. Он был буквально вмят рухнувшим домом в автомобиль, который он хотел спасти…

— Только утром мы увидели это опустошение, — с отсутствующим взглядом говорит старая женщина, потерявшая под развалинами мужа и двоих детей.

Большинство улиц было завалено; под грудами обломков виднелись изуродованные конечности людей и животных. Целые улицы исчезли в руинах. Большая часть города превратилась в нагромождения битого камня, искореженных балок и разбитых в щепки бревен, под которыми остались тысячи людей. Многие из последних сил звали на помощь, но о спасательных работах не могло быть и речи. Новые подземные толчки довершили уничтожение города, избавив от страданий тех, кто несколько часов назад еще беззаботно отдыхал после трудового дня.

Прошли долгие годы, но даже их не хватило для того, чтобы залечить раны, нанесенные Сан-Хуану последним землетрясением. Сейчас в городе уже действуют канализация, водопровод, снова горит электрический свет. По улицам опять можно ездить. Многие дома восстановлены, а на площади поднялось из руин несколько новых зданий. Но в значительной части кварталов еще и по сей день лежат груды развалин.

Ужасную картину представляет до сих пор кладбище. В Сан-Хуане не хватало рабочих рук для расчистки города живых. А уважение к умершим было слишком слабым поводом, чтобы вновь поставить развалившиеся надгробья, снова предать земле черепа и кости, торчащие из разбитых гробов, и заново отстроить обители мертвых, пока живые не имели крова над головой.

Хотя люди, пережившие в Сан-Хуане катастрофу, и вернулись к будничной жизни, все же они и днем и ночью пребывают в постоянном страхе.

Они не знают, когда и как снова разыграется грозная стихия.

…y listed, como ha pasado la noche del terremoto? [3] …а как вы пережили ночь землетрясения? (Прим. перев.)

— Постойте-ка, ведь мы же можем поговорить по-чешски. Дома, с отцом и матерью, я по-другому и не говорю!..

Вот так мы и встретили на улицах Сан-Хуана своего первого земляка. Четверть часа мы расспрашивали его о роковой январской ночи и между делом отвечали на его вопросы о Чехословакии, пока двадцатилетний Зденек Ридл не перешел с испанского языка на звонкое южноморавское наречие. И с первого же взгляда стало ясно, что это родная для него речь. Здоровый, сильный, краснощекий парень этот больше всего походил на мясника. Но Зденек остался верен ремеслу, за которое много лет назад взялся его отец. Теперь они плотничают вдвоем. А с 1944 года этой работы в Сан-Хуане хоть отбавляй и спрос на нее долго не прекратится.

— Да что тут со мной говорить? Вот с отцом — совсем другое дело. Ведь он в Аргентине больше двадцати лет. А меня сюда привезли в пеленках.

— Значит, все это время вы живете в Сан-Хуане?

— Конечно! Из Градиште нас сюда приехала целая куча, да еще и словаки, и болгары, и поляки. Стали разводить свеклу. «Шкодовка» построила в Медиа Агуа сахароваренный завод, и мы могли бы себе жить припеваючи. Ведь на этой стройке отец работал кузнецом. Но потом Тукуман встал на дыбы: они, мол, этого так не оставят. Испугались, что не сумеют сбывать свой сахар из кане… как это по-нашему?

— Из тростника.

— Ага, из тростника. Сказали, что если мы сами хотим делать сахар, то и вино свое пить можем сами; они его, мол, покупать не станут. Тогда завод разобрали, а сахар опять возят из Тукумана.

— А как же со свеклой?

— Как?.. Пришлось бросить. Одни подались на виноградники, другие в Чако на хлопок. Лучше всего дела идут пока у отца. Он опять принялся за старое ремесло, и вовремя; после этого терремото — по-нашему значит землетрясение — нам живется неплохо. А вы бы зашли к нам на минутку, а? Мама будет рада. А отец глаза вытаращит, увидев, кого я к нему привел!

Мы намеревались еще до вечера попасть в Катамарку, и у нас каждая минута была на счету. Но не принять приглашения мы не могли: оно шло от самого сердца и здесь, на чужбине, было для нас полной неожиданностью.

На пороге нас встретила старая хозяйка в платке, — так, словно все это происходило у нас, в южной Моравии. Только домик был не такой крепкий, как там. Легкие, в полкирпича, стены, простые окошки, и под ними чисто выметенный дворик. Три маленькие комнатки со старинной мебелью, привезенной еще, наверное, с родины и дополненной «новым» старьем. Небольшой огородик с курятником и дворик с собачьей конурой. Вот и весь дом родителей Зденека и его молодой жены Анички. Такой же скромный, как и их старый дом за морем. Только Ридлам теперь не приходится дрожать над каждым куском хлеба. Дела их идут хорошо, ведь плотники в Сан-Хуане нарасхват.