Личные и общественные интересы воздвигли между отдельными людьми и группами чересчур высокие стены предрассудков. Даже на юбилейном собрании владелец стекольного заводика не сядет за один стол со стеклодувом, который за двадцать лет не заработал себе на приличный костюм; управляющий банком постесняется подать руку фотографу, который уже целых полгода не имел возможности поужинать в ресторанчике; слесарь никогда низко не поклонится директору универмага.
У престарелых и бедных земляков не хватает смелости начать жизнь заново. От стыда они порвали все связи с родиной. Два-три преуспевающих предпринимателя иногда еще похвалятся перед прежней отчизной письмом или фотографией, но от своего дела по собственной воле они уже оторваться не в силах. Все они, каждый по-своему, привыкли к здешней жизни, но среда их засасывает быстрее, чем они хотели бы сами себе признаться в этом. Они перестают воспринимать отличие чужой страны от их бывшей родины, а их некогда такое горячее стремление вернуться домой превращается в скрытую и подсознательную тоску.
Лишь время от времени налетает шквал, который проникает даже сквозь притупившуюся у них способность воспринимать. Их уже не интересуют сообщения о дворцовом перевороте и обстреле полицейских казарм. Они отмахиваются, отворачиваются от таких фактов, как убийство лидера оппозиции, подготовка новой войны с Эквадором или гибель 10 тысяч людей во время катастрофического землетрясения где-нибудь у подножья Кордильер.
Их способна потрясти лишь газетная заметка, где рассказывается, как шестнадцатилетняя индианка Лина Медина, наконец, узнала то, что скрывало от нее все Перу: оказывается, десятилетний мальчик, с которым она вместе ходила в школу и которого считала своим братом, ее сын. Прочитав об этом, они начинают понимать весь ужас той среды, где шестилетняя девочка может стать матерью и где подобный факт может стать сенсацией, занимая целые страницы вечерних газет и иллюстрированных журналов. В такие минуты Перу для большинства земляков становится и нестерпимым и безнадежно чужим.
Но это всего лишь мгновения, и они проходят.
Только раз в году тоска охватывает с одинаковой силой всех соотечественников: на рождество. В сочельник на столах земляков в Лиме появляется складная новогодняя елочка, каждый год одна и та же. Душной ночью из всех окон, раскрытых настежь, ревут патефоны, приемники и нанятые оркестры. Улицы полны людей, ярмарочного гама и карнавального веселья.
В такие минуты нашим лимским землякам буквально хочется вешаться от тоски. Они не любят говорить о рождественских праздниках. В разговоре с нами они вспоминали о них с цинизмом и нескрываемой горечью.
Они не говорят о патриотизме, ибо он давно в них угас. Они не питают подлинной любви к своей прежней родине, ибо для подлинной любви им не хватает сил. Они не понимают перуанцев, не понимают, что происходит на собственной родине; они уже не понимают даже самих себя. Вся их жизнь, прожитая на чужбине, и то, что им еще остается прожить здесь, — отмечены двумя словами, страшную тяжесть которых мы так и не смогли понять: они одиноки.
ЗА ЗОЛОТОЙ ПЫЛЬЮ ОСТРОВНОГО ЦАРСТВА
В Бразилии кофе обычно называют «зеленым золотом».
Французские купцы в Нигерии некогда окрестили слоновую кость «белым золотом».
Выражение «черное золото» не всегда относилось только к углю; арабы-работорговцы много раньше стали именовать так свою живую статью дохода — сотни тысяч негров, на которых они устраивали охоту, чтобы затем в портах превращать их в деньги и вывозить за море.
У Перу тоже есть свое «золото». Его не случайно называют «золотой пылью», не удостаивая более точным описанием.
У перуанских золотоискателей есть два постоянных и надежных союзника: сухой воздух и тропическое солнце. Первый союзник не допускает сюда дождей, которые могли бы смыть золотую пыль в океан. Второй повышает качество накопившихся здесь сокровищ до тех пор, пока золотоискатели не увезут их отсюда.
Каждый развязавший мешок с этой золотой пылью, пожалуй, пережил бы такое же разочарование, как и дети, которым сказочный злой волшебник превратил их драгоценные клады в камни и черепки.
На ладони остаются лишь невзрачные зловонные комочки, землистого цвета пыль, осколочек горной породы, песок и мелкие ракушки, пучок перьев и кусочек скорлупки; в случае удачи из мешка можно вытащить даже птичью мумию. А педант, положив немножко такой золотой пыли под лупу, обнаружит в ней целый зверинец засушенных блох, вшей, клещей, мошек и прочей живности.
Читать дальше