— Мы вытащили его из кармана дьявола.
Синяя табличка на углу улицы по сей день напоминает о заслуге монаха, принесшей доход монастырю.
Бродя по городу, по таким табличкам можно выучить наизусть имена более или менее прославленных конкистадоров, вице-королей, губернаторов, генерал-капитанов, министров и президентов, сколько Перу пережило их за четыре века своего существования.
Едва сворачиваешь с главной городской артерии в боковые улочки, как обнаруживаешь сморщенное, старушечье лицо древней Лимы. Это лицо так же невыразительно и печально, как лица всех южноамериканских городов, когда смотришь на них трезвым взглядом. Узкие улицы с односторонним движением расположены в шахматном порядке и окаймлены одноэтажными, самое большее двухэтажными домами с мрачными подворотнями и вонючими окнами подвалов, с запыленными витринами мелочных лавочек, с уличными лотками мороженщиков, зеленщиков и продавцов лотерейных билетов — город, вспотевший в южноамериканских тропиках.
Но все это вместе взятое лишь маленький кусочек Лимы. Исторически сложившаяся часть города, которая в течение двухсот лет томилась в оковах испанской инквизиции и подвергалась влиянию декадентски утонченного искусства архитекторов, скульпторов, резчиков и художников, доживает последние дни своей померкшей славы. Здесь не встретишь признаков, подтверждающих величественную традицию «города цветов и парков». Бесполезно также искать здесь суматошный ритм крупнейшего экономического центра республики.
У города Лимы два сердца.
Пока что мы видели лишь одно из них, старое и утомленное, страдающее прогрессирующим музейным склерозом, живущее воспоминаниями и подаяниями благодаря уважению к традиции, рассказам хроникеров и любопытству туристов. Охладевающее сердце минувших веков.
Но в тесном соседстве с ним бьется другое сердце, более молодое, более свирепое. Бурное сердце, горячечный ритм которого овладел широкими авенидами центра и заводскими трубами за городом, крупнейшим перуанским портом на Тихом океане и первыми страницами газет. Дикое сердце зверя, в биении которого скрыта и воинственность хищника и обходительность коммивояжера, сердце, налитое вольфрамом из Касапальки и слезами жен горняков, сердце, светящееся светом неоновых реклам и смердящее свалками предместий. Это второе сердце Лимы, подхлестываемое ударами секунд, сердце современного большого города, транспортный узел мирового значения, мировой перекресток торговли и стратегических интересов, сердце города, чьи нервы одинаково чутко реагируют как на колебания в курсовых бюллетенях нью-йоркской и лондонской бирж, так и на политическую речь аргентинского диктатора.
Центральная точка этой Лимы — Пласа Дос де Майо, огромная круглая площадь, от которой в семи направлениях лучами расходятся широкие авениды с двусторонним движением. Проходящие по их середине бульвары дышат свежей зеленью, а море ярких тропических цветов поглощает теплое прикосновение лучей солнца. Авенида, которая связывает эту семирукую карусель с Площадью Сан-Мартин, получила действительно меткое название: Colmena — Улей. На ней самое оживленное движение большого города.
По асфальту авенид катят бесконечные колонны автомобилей. А над ними наперегонки растут дворцы из стекла, стали и бетона. Разумеется, не на всех авенидах. Большая часть современной Лимы начинает уже задыхаться. С максимальным напряжением сил она стремится идти в ногу со временем, чтобы поспеть за американизированным темпом XX века и раздутыми военными бюджетами. Но пока ей приходится мириться и с гектарами уродливых одноэтажных бараков, и с глухими стенами складов, и с магазинами, выстроенными вполкирпича и на полпоколения.
Это город мастерских и контор, складов, магазинов и строительных площадок, в которые вклинились из предместий и небольшие фабричные объекты. Здесь живут лишь лоточники и сторожа, перекупщики и люди, не имеющие постоянной работы; им не нашлось места в жилых домишках и лачугах на окраине города. Стеклянные дворцы заняты конторами и учреждениями, и, как ни верти, недоступны их карману.
Это деловая часть Лимы, ее предпринимательский мозг. Те, кто держит в руках дирижерские палочки экономической и политической жизни, приходят сюда только в рабочие дни.
Здесь же они оставляют на ночь и на праздничные дни, запирая в магазины, конторы и сейфы, профессиональную половину своей жизни. Их интимная жизнь находится далеко отсюда, на южной и юго-западной окраине города, в роскошных кварталах Оррантия и Мирафлорес, Сан-Исидро и Магдалена. С торговым центром эти кварталы связаны артериями широких авенид, которые в тени аллей разветвляются на жилки и капилляры тихих улиц, уходящих со спокойствием и благоустройством своих кварталов вилл куда-то к самому океану.
Читать дальше