Виктор Норвуд - Один в джунглях. Приключения в лесах Британской Гвианы и Бразилии

Баржа была полна воды, кругом плавали разные пожитки. Казалось безумием продолжать плавание в этой полузатопленной посудине. Промокшее имущество было быстро собрано, и все начали отчаянно вычерпывать воду, пока не затарахтела машина. Индеец оттолкнулся шестом, и судно отошло от берега. Так как водопад был еще совсем близко, мы бросили вычерпывать воду и стали досками и всем, что могло заменить весла, грести против течения, пока машина не заработала на полную мощность. Заплата на корпусе оказалась целиком под водой, но она выдерживала ее напор, и мы двигались вперед, веря в счастливую звезду и спокойный оптимизм капитана Морта. Мимо нас проносились огромные клочья желтой пены, но с каждым оборотом винта скорость потока ослабевала, и наконец нос баржи стал рассекать совершенно гладкую, тускло сверкающую поверхность реки.

Течение еще оставалось довольно быстрым, но судно без труда двигалось вперед. Где-то поблизости, за поворотом реки, приютился Тумуренг. На юго-востоке горы Меруме вздымали к облачному небу свои вершины. Тумуренг был копией Иссано: тот же облик, те же запахи. Здешний лавочник завел порядок давать клиентам вместо сдачи расписку, которой в дальнейшем можно было расплатиться за покупки. Для лавочника и для местных жителей этот способ был удобен, но для путешественника вроде меня, у которого нет купюр мельче двадцати долларов, он совсем не годился.

Баржу вытащили на берег для Тщательного осмотра, а это означало, что мы пробудем здесь до следующего утра. В полдень в поселок пришел какой-то старатель пропивать свои богатства. В его кармане лежали алмазы каратов на десять и расписка на триста долларов. Чтобы помочь ему в этом деле, вся смешанная публика поселка явилась под вечер в своих красочных нарядах. Пристроенная к лавке просторная крытая веранда, где постояльцы могли повесить свой гамак, была теперь очищена для танцев. Гамаки, всякая утварь и личные вещи, в том числе и мои, были вышвырнуты. Сюда вкатили дребезжащий, источенный червями рояль (бог знает, каким чудом его протащили через пороги!), и вскоре ром полился рекой. Какой-то улыбающийся тип колотил по облупившимся клавишам, и вся публика самозабвенно плясала под эту музыку.

Вскоре я узнал, что почтовый пароход отправится в Курупунг только после полудня и большую часть пути мы должны будем плыть ночью, сделав заход в Камакусу, чтобы высадить помощника главного лесничего, а ранним утром следующего дня прибудем в небольшой поселок в устье реки Курупунга. Оттуда я мог продолжать путь к Апайкве на «бато» (плоскодонке) или же ждать в течение четырех-пяти дней почтового парохода, который должен был вернуться из Знаку, лежащего за Курупунгом. Я совсем не собирался в Курупунг, однако дела потом сложились таким образом, что все мое дальнейшее путешествие пошло по иному пути.

Затарахтела машина, и, когда за кормой забурлила и запенилась вода, причальный канат натянулся. Капитан Морт кивнул головой и одобрительно сплюнул, а индеец на носу начал отвязывать канат. В самую последнюю минуту с берега скатился запыхавшийся негр. На его голом плече висела половина окровавленной туши только что забитой свиньи. Он швырнул ее на палубу, обрызгав все вокруг свиной кровью, а затем крикнул своему приятелю, и тот сейчас же бросил ему вторую половину свиной туши и убитого броненосца.

Негр сложил куски мяса друг на друга, прикрыв их сверху рваным мешком, улыбнулся капитану Морту и едва успел отскочить назад, спасая ноги от тяжелого железного ящика, который индеец отшвырнул ногой, вновь принимаясь отвязывать причальный канат. Судно выбралось на середину реки, и мы снова отправились в путь. Солнце стояло высоко и палило как следует, так что под его жаркими лучами влажное окровавленное мясо на носу баржи начало быстро портиться, издавая запах.

Хотя на реке и мелькали клочья пены, течение было спокойным. Яркий блеск воды резал глаза. Дерево и металл жгли руки, и я все время обливался потом. Судно неторопливо двигалось вперед мимо густых однообразных зарослей, тусклых, удивительно безмолвных и таинственных. Но было во всем этом какое-то тонкое очарование, какая-то необычайная прелесть. Через несколько часов тени удлинились и солнце стало опускаться за верхушки высоких деревьев. Безмятежности дня пришел конец. Летучие мыши стали носиться среди суковатых ветвей древних деревьев-великанов, растущих на отмелях. Когда начало темнеть, капитан Морт отвел судно подальше от берега.