Михаил Заплатин - На гору каменных идолов

Он говорил мне:

- Я ходи Екатеринбург давно-давно, люди не понимай, как говори, ты хорошо говори, я все понимай.

Я отвечал в таком же стиле. Сашка, слушая нас, падал с хохоту. Но наш «Дерсу» понимал меня с полуслова, и между нами установился контакт на все время экспедиции.

Привал на Мазыпатье был самым лучшим. Всего тут было вдоволь: и дичи, и ягод, и чистой воды, и травы для лошадей.

Трудно выразить впечатления, которые оставляет северный таежный лес. Не хватает легких, чтобы полностью вдохнуть все лесные ароматы. Чувствуешь, что вдохнул бы еще, да некуда. Лесной воздух кажется каким-то, если можно так выразиться, питательным, сытным. Целый день идешь по тайге и голода не ощущаешь. Хорошо в лесу, очень хорошо!

От места привала начинался сосновый бор, заросшая дорога Лебединского проходила по нему. За чаем у костра проводник поведал мне некоторые сведения об этой дороге.

Лебединская дорога - это узенькая просека в тайге, прорубленная купцом Лебединским еще до революции с целью связать реку Печору с Северным Зауральем, где в то время проводились интенсивные поиски золота. По этой дороге с Печоры доставляли хлеб и водку хантам, живущим в Зауралье. Обратно вывозилась пушнина, дичь, рыба. Дорога функционировала главным образом зимой, основным транспортом были оленьи упряжки. Поэтому она и теперь называется «зимняя оленья дорога». Летом по ней ходят только смельчаки, вроде нас. На дороге со временем образовалось много болот, которые тянутся по 8-10 километров. Единственный сухой участок - между речками Арпынья и Мазыпатья.

Перед тем как покинуть место нашего привала, мы с Сашей решили выкупаться. Мазыпатья в этом месте порожистая. Местами встречаются неглубокие ямы, в которых можно свободно плавать. Вода здесь абсолютно прозрачная, видно все дно. В одной из таких ям мы и отважились искупаться. Холодная вода обжигала тело. Окунувшись, мы с воплями выскакивали из нее. Но, набравшись храбрости, переплыли яму и в кустах противоположного берега обнаружили замечательное место - старицу со стоячей, но чистой, как алмаз водой легкого голубого оттенка. Дно было ярко подсвечено лучами восходящего солнца, и были ясно видны мельчайшие гальки. Мохнатые кедры отражались в алмазном зеркальце. Изумительное зрелище! Не вода, а кристалл! Существуют же такие уголки в природе, на которые нельзя смотреть без восхищения…

Опять потянулась прямая Лебединская дорога.. Местами на ней встречались топи, которые приходилось обходить стороной, прорубая путь для лошадей. Как сказал проводник, приближались лосиные места.. Наша собака куда-то исчезла. Вскоре по лесу разнесся ее далекий лай и внезапно прекратился. Через минуту лай повторился, но с другого направления.

- Лось ходи, - сказал проводник.

Мы остановились и прислушались. Где-то далеко заливалась наша собака, очевидно преследуя сохатого.

- Паль, Паль! - закричал Петр Ефимович на весь лес. Но Паль, видимо, не слышал хозяина, лай удалялся все дальше и дальше. На лице проводника появилось беспокойство. Лишиться в тайге собаки - это значит почти обезоружить себя. Многим манси обязаны лайке - верному помощнику и другу. Собака всегда найдет глухаря, тетерку, белку, всегда предупредит об опасном приближении медведя или волка.

Мы подождали немного и пошли дальше. Паль явился неожиданно. Высунув язык, он тяжело дышал. Но неугомонная охотничья страсть влекла его дальше. Обогнав нас, он скрылся среди леса в поисках новых приключений.

Вышли на высокое место. Кругом стоял горелый лес, одинокие вершины уцелевших пихт и елей торчали среди сплошных зарослей берёзового молодняка.

- Это парма, - сказал старик.

Вдали, за вершинами обгоревших деревьев виднелись горы.

- Вот он, Урал! - крикнул я.

- Нёр, Нёр, - закивал головой проводник. Гору, горный кряж, а также Урал - манси называют одним словом «Нёр».

Мы шли по едва заметной тропе среди сплошных зарослей молодых берез и осин. Петр Ефимович вел за повод лошадь, за ним, опустив голову и устремив очки в землю, шел со второй лошадью Саша, сзади резвились двое жеребят. Шествие заканчивал я с двумя фотокамерами на груди и ружьем через плечо.

Впереди опять залаял Паль. Проводник остановил лошадь и прислушался.

- Это глухарь. Ходи стреляй, - сказал он мне.

Странное дело: хозяин всегда знал, когда Паль лает на глухаря. Очевидно, он знал все особенности в характере лая собаки.

Я сделал жест, чтобы никто не шумел, и шепотом сказал Саше: