Михаил Заплатин - На гору каменных идолов

После сытного ужина потянуло ко сну. Проводник, несмотря на уговоры, не согласился лечь в палатке, а устроился на голой земле прямо у костра. Мы только руками развели: старику шестьдесят пять лет, а он спит на сырой земле. Вот это закалка!

Стояла тихая ночь. Хвойный лес давил чернотой со всех сторон. На камне Суин-Керас проухал филин…

Ранним утром далеко в тайге прозвучали выстрелы. Я проснулся и стал прислушиваться.

В палатку через щель проникала утренняя свежесть, было видно, как в тучах поднималось солнце. У потухшего костра, свернувшись комочком, лежал наш проводник. Собака ютилась у его ног.

Снова раздался выстрел, на этот раз ближе. Собака подняла голову и заворчала. Проводник прикрикнул на нее:

- Пырья, Паль!

С этими словами он скинул с головы марлю и поднялся на ноги.

- Кто это стреляет? - спросил я.

- Сено коси близко, мой сын там есть, наверно, охота ходи, - объяснил он.

Проснулся Гавриш и первым долгом поинтересовался лошадьми. Они паслись в густой траве на берегу, жеребята лежали возле них. Саша успокоился.

Из-за камня Суин-Керас показалась белая лошадь. Скоро подъехал верхом молодой манси с ружьем через плечо. Это оказался сын нашего проводника, парень лет семнадцати, звали его Тихоном. С группой односельчан он поблизости косил сено. Тихон довольно хорошо поговорил с нами по-русски: он учился в русской школе.

Парень вскоре уехал, а мы, навьючив лошадей, направились по берегу Маньи дальше.

Манья в этом месте течет среди скал по шумным каменистым перекатам, густой таежный лес тянется по ее берегам. Место глухое, дикое. Огибая скалы, мы были вынуждены переходить реку вброд. Вода заливалась в сапоги, ноги стали мокрыми. Вскоре дошли до места, где когда-то был мансийский поселок Манья. Он помечен на карте, но в действительности его не существует уже давно, манси переселились отсюда. С берегового косогора в синей дымке видны далекие уральские горы. Отсюда едва заметная тропа повела нас среди леса, в котором обильно росли кедры. На земле валялось множество наполовину расклеванных шишек: кедровки потрудились и здесь. Они сшибают шишки с деревьев, а на земле лущат их. В тайге эту птицу не любят за ее пронзительный крик и за манеру оповещать на весь лес о приближении человека.

Лакомясь по дороге орехами, я изрядно отстал от своих. Впереди, несколько в стороне, на кого-то залаял Паль. Я приготовил ружье и побежал по тропе догонять свой караван. Пробежав добрых триста метров, увидел между стволов рыжие крупы наших лошадей. Старик держал наготове ружье и еще издали подзывал меня рукой.

- Наверно охота надо ходи, - сказал он, когда я подбежал.

- На кого же?

- Белка однако… Может, соболь, - не очень уверенно и почти равнодушно ответил проводник.

Для меня было одинаково интересно: птица, белка или соболь - все равно первого встретившегося зверька надо снимать. Я приготовил оба фотоаппарата и кинокамеру с телеобъективом. Саша остался с лошадьми, а мы с Петром Ефимовичем пошли на лай собаки.

Паль сидел под елью и, задрав морду, не очень усердно облаивал кого-то. Проводник, всматриваясь в хвою, осторожно обошел дерево со всех сторон.

- Белка, - сказал Петр Ефимович и показал на притаившегося на ветке зверька.

Среди темно-зеленой хвои довольно хорошо было видно рыжеватую белочку с пушистым хвостам. Она сидела неподвижно, зорко следя за нами. Прислонив кинокамеру к одному из кедров, я довольно крупно снял зверька. Проводник постучал палкой по ели. Белка забеспокоилась, завертела головой и перебежала на другое место. Я заснял все это, и мы вернулись на тропу, где остался Саша.

Сухая тропа кончилась, началась топь. Наши лошади погружались в воду по самое брюхо. Ноги вязли, идти было трудно. Эта отвратительная местность тянулась километров десять. Лошади, завязнув в трясине, ложились в грязь и рывками старались вырваться из топи. Приходилось беспокоиться о главном - не замочить бы пленку и оптику. Страшным казалось и то, что лошадь, засадив ногу между корнями, может сломать ее при резком рывке. У одной лошади из ноги уже сочилась кровь. Лавируя между деревьями и выбирая более твердую почву, наш отряд молча двигался все дальше и дальше. Казалось, болоту не будет конца.

Но неожиданно топь кончилась и мы очутились в сосновом бору. Здесь пошли все вместе, кучкой. Даже Паль бежал рядом с нами. Но вот он что-то забеспокоился, стал метаться из стороны в сторону, принюхиваясь к земле. Потом вдруг резко бросился вперед. С громким свистом выскочил какой-то маленький зверек, который пулей пронесся по земле и моментально забрался на дерево. Это был бурундук. Проводник с пренебрежением махнул рукой: дескать, этот зверь не стоит внимания, и сердито крикнул на собаку: