Константин Стогний - Тибет, или Изумрудная Чаша Патриарха

Подходит, например, к нему «секьюрити» у виллы арабского шейха.

– Здесь снимать запрещено, засвети плёнку!

– Пожалуйста!

И Виктор усердно «доставал» из цифровой фотокамеры кассету и засвечивал плёнку прямо на глазах у довольного араба. Ловкость рук – и никакого мошенничества. Спасибо старому приятелю фокуснику Егору Твердохлебу – это его наука. Но в этот раз в Бутане всё пошло не так. Пропали бесценные фотоматериалы с полной раскадровкой, достойной золотой медали какого-нибудь престижного фотоконкурса.

Виктор снова прокручивал в голове документы, показанные ему СБУшниками. Изумрудная Чаша Патриарха и Священный Грааль – одно и то же. «Кто бы мог подумать?! Виктор, ты осёл!».

Лавров ехал по Саксаганского в сторону цирка и размышлял: «Ну, допустим, этот немец не нашёл Изумрудную Чашу. Но если не нашёл, зачем хотел забрать камеру и убить меня?… А если нашёл, почему не забрал её сам?… Хотя, с другой стороны, забрал бы, а дальше что? Без других-то артефактов… Ну, допустим, его отец, как его там… Отто Ран?… Собрал эти артефакты, но статуэтки богини Кали точно не у него… По крайней мере, одна из них… А остальные?… Милутинович?!»

Виктор резко затормозил. Он чуть было не «махнул» на красный свет и в последний момент успел остановиться прямо у пешеходной «зебры».

Журналист вспомнил полную опасностей и приключений поездку на Папуа-Новую Гвинею. Там он ввязался в настоящую войну с бандой гангстеров, хозяином которой был торговец людьми, промышленный магнат и американский миллионер Стив Милутинович. Лавров чудом выбрался из этой передряги, увозя с собой на родину золотую статуэтку кровавой богини Кали, за которой охотился американец.

«Лавров, ты опять встрял в какую-то историю… Вот теперь ходи и оглядывайся. То ли потомок Гитлера колёса проткнет, то ли Рембо в гости заявится».

Поздним вечером тёмно-вишнёвый Bentley Максима Радуцкого подъехал к загородному дому Виктора Лаврова. Хозяин встретил его в стёганом домашнем халате.

– Ты прям Хоттабыч восьмидесятого уровня! – вместо приветствия отвесил «комплимент» Радуцкий, выходя из машины.

– Ш-ш-ш, – занервничал Виктор, пожимая руку Максима, – старшая дочка младшую укладывает на втором этаже.

– А, ну да: у тебя же самоуправление… – улыбнулся Радуцкий.

Приятели пошли к дому по широкой извилистой дорожке, выложенной цветной плиткой.

– Итак. Что ты решил? – забывая о просьбе Лаврова, опять во весь голос пробасил Радуцкий, войдя в прихожую.

– Я тебе намордник привезу из-за бугра, чтоб не орал, – то ли шутливо, то ли сердито возмутился Виктор.

Макс, давясь от смеха, сжал губы пальцами правой руки, левой рукой снимая туфли у входа.

– Моя тоже говорит, что во мне глашатай умер, – шёпотом произнёс продюсер.

– Умер? – удивился Виктор. – Похоже, наоборот: только рождается и своим криком мучает акушера. Пойдём, посадим голос.

Виктор направил Максима в сторону гостиной.

– Здесь и поговорим. Стены делали, как для профессионального музыканта: звук наружу не выходит. Так что можешь орать, сколько тебе угодно, – радушно изрёк Виктор.

Гостиная Лаврова была выдержана в английском колониальном стиле: кожаный диван, в подсвеченных нишах – шкафы с фолиантами и статуэтками из слоновой кости и чёрного дерева. На стенах по всей сорокаметровой комнате была развешена великолепная коллекция масок из Центральной Америки, Африки и Папуа-Новой Гвинеи.

– Падай! Я сейчас, – Виктор включил лёгкую музыку и подошёл к барной стойке.

На тёмных деревянных полках за стойкой в тон мебели с фолиантами стояла коллекция спиртного, изысканностью не уступавшая маскам и статуэткам в этом доме.

– «Херсон», пятнадцатилетней выдержки, – произнёс Виктор, наливая в огромные коньячные бокалы ароматный бурый напиток. Вязкая жидкость оставила на стекле бокала характерный благородный след.

Радуцкий поиграл коньяком в бокале и медленно поднёс его к губам.

– Оу! Неужто не хуже «Хеннесси»?

– Я думаю, что даже наоборот: «Хеннесси» не лучше.

– Ну… – выдохнул Виктор, – за удачу в пути?

Приятели чокнулись и сделали по глотку «Херсона».

– Вечно ты всё по-своему делаешь, Лавров, – играя в недовольство, сказал Максим и закусил коньяк кусочком лайма, – перепугал начальника насмерть: не поеду, не хочу, не буду…

– Ты лучше скажи, что нужно делать?

– Как? А тебе разве не сказа… – Радуцкий осёкся. Он понял, что сболтнул лишнее. Виктор только многозначительно улыбался. Проницательность и умение анализировать факты были его сильнейшими качествами.