Кирилл Станюкович - Тропою архаров

Команда нашей машины пополнилась, к нам присоединилась жена одного начальника погранзаставы с малышом. Юный потомок пограничной семьи, по-видимому, имел все возможности закалиться и быть застрахованным от простуды на всю жизнь, если ему удастся пережить эту свою первую поездку. Особенно трудно было организовать перепеленывание на таком морозе, но мы сделали в углу машины некоторое подобие палатки, где можно было развернуть ребенка без риска немедленно простудить его.

Еще день, еще три километра, опять ночевка в кузове. Плохо становилось с питанием, консервы кончились. Мы пытались пробиться как можно дальше навстречу спасателям, находящимся еще где-то далеко. Там шли мощные тракторы-снегоочистители, десятки, даже сотни машин, дорожные рабочие. Надо проскочить по проложенной ими дороге через Алай прежде, чем ветер снова занесет ее.

Прошел второй день, третий, четвертый. На пятый день мы вышли из-за последнего поворота. Наконец, перед нами открылся Алай – огромная долина и засыпанный снегом Алайский хребет.

У нас уже почти кончилось все продовольствие. Оставалось еще сырое мясо, мы скоблили его ножом, насыпали эти стружки на хлеб, солили и ели. Чай, который мы пили, был на 30 процентов из бензина.

Пятый день. Мы все ползем вдоль склона, то расчищая, то тараня сугробы. Рядом с нашей заметенной дорогой внизу идет галечник, местами совершенно лишенный снега. Этот путь ненадежен, неизвестно, чем он кончается и можно ли потом выбраться с него на дорогу. Но соблазн слишком велик, и вот водитель почтенного автобуса, видимо, достаточно долго возившего пассажиров и сейчас сильно потрепанного и потерявшего все свои стекла, решается: он резко сворачивает с дороги вниз по склону. Облако снега вздымается над ним, минуту он бешено дрожит, буксует в снегу, но вот колеса упираются в щебень, и с торжествующим гудением автобус выезжает на чистый галечник и исчезает впереди за поворотом.

С завистью, но с некоторым сомнением мы провожаем его глазами. В автобусе три пассажира – водитель, его баран и наш Василий Васильевич. Василий Васильевич сидит рядом с шофером, и глаза его горят торжеством. Он даже, кажется, подбоченился. К середине дня мы догоняем автобус и к вечеру уходим километра на два дальше. Автобус безнадежно застрял в сугробах за триста метров от дороги. К вечеру шофер автобуса пришел к нам и ночевал с нами. Но Василий Васильевич остался ночевать в автобусе ' вместе с бараном.

Утром я был разбужен очень рано, меня тормошил бледный и трясущийся Василий Васильевич. Ему, по-видимому, было совершенно необходимо поделиться теми ужасами, которые он пережил. Он был не только бледен, он был прямо синий и его буквально трясло, у него прыгали руки и лязгали челюсти.

– Нет, ты понимаешь… Нет, ты не понимаешь! Это же дикие штуки! – все никак не мог втолковать он мне, что с ним произошло.

Я решил пойти с ним к автобусу, где он ночевал. По дороге Василий Васильевич рассказал мне, что он заснул в спальном мешке в кузове автобуса. Разбудил его баран, привязанный рядом. Он отчего-то метался и буквально отплясывал на Василии Васильевиче. С трудом приподнявшись в мешке, Василий Васильевич через выбитое окно автобуса увидел причину нервозности барана: это были волки. Они находились недалеко от автобуса, и их было более десятка. Поначалу крики и стук, производимый Василием Васильевичем разными металлическими предметами, испугали волков. Но, по-видимому, это были неглупые волки; увидев, что за криками и стуком ничего не следует, они стали вновь приближаться. Тут настала очередь Василия Васильевича пугаться. Автобус без стекол, погруженный по самые окна в сугроб, представлял малонадежную защиту. Василий Васильевич стал зажигать бумагу и бросать ее из окон, но волки не уходили, да и бумага в сумке скоро кончилась, а жечь больше было нечего. Наконец, Василий Васильевич с большим трудом захватил барана и выскочил из одних дверей автобуса, чтобы вскочить в другие двери, ведущие в кабинку шофера, отделенную стенкой от кузова. Но вытащить барана из автобуса наружу Василию Васильевичу было крайне трудно, ибо баран был уверен, что его выводят на съедение волкам, и изо всех сил упирался. Кое-как, волоком баран был водворен в кабину. Туда же взобрался и сам Василий Васильевич. И тут, в кабине, под защитой фанерок, заменявших боковые стекла, и толстого ветрового стекла провели они оба время до утра, пока волки, заслыша издали шум моторов наших машин, начали удаляться. По рассказам Василия Васильевича наиболее смелые волки даже пытались взбираться на радиатор. «Когда доходило дело до этого, я. открывал огонь и многих ранил»,- с гордостью закончил свой рассказ Василий Васильевич и показал мне свой длиннущий пистолет. Многочисленные следы волков вокруг автобуса свидетельствовали о правдивости рассказа; сднако заметных царапин на радиаторе, так же, как и следов крови, не было.