Олег Попцов - На суше и на море 1986

Но вот мы усаживаемся в лодку, и старик егерь запускает мотор. Моторка несется по узкому коридору — тростник плотной стеной с обеих сторон. Птицы еле успевают «уходить с дороги». Разбегаясь, взлетают тяжелые черные бакланы, опуская ноги, как шасси. Некоторые бакланы предпочитают нырнуть. Каких только нет здесь цапель! Серые, рыжие, большие белые и малые белые, египетские и желтые, большие выпи и волчки…

«Подождите удивляться, то ли еще будет на колонии!» — говорит Нина. Лодка останавливается, стук мотора глохнет, и мы пересаживаемся в узкую плоскодонку, а егерь берется за длинный бамбуковый шест.

Глубокая протока сменяется мелководьем, обилием растительности, похожим на тарелку густых щей. Тяжело груженная лодка — как-никак нас трое, да еще вещи — скользит толчками. Егерь взмок, но все попытки заменить его отвергает категорически. Свое ремесло он знает в совершенстве и не допустит, чтобы кто-то другой, пусть и помоложе, взял шест в руки. Стук мотора еще стоит в ушах, но все ближе и ближе, все явственней и явственней становится птичий гомон, разноголосица колонии. И вот мы у цели. Вываливаемся за борт, рассовываем по карманам рубах и джинсов свою утварь. Нина берет фотоаппарат с телеобъективом, рюкзак с кольцами, записную книжку и карандаш. Мой багаж легче — пробирки со средами, куда надо собрать помет птенцов.

Поистине не позавидуешь орнитологам, которым надо пометить не одну сотню птенцов. А птенцы, естественно, не согласны — они вырываются, удирают из гнезд, ловко цепляясь за ветви длинными пальцами, иногда падают в воду и пытаются плыть, шлепая неоперившимися крыльями в «пеньках».

Мои же задачи птенцы облегчают сами: стоит схватить цапленка и поднести к его кургузому заду пробирку, как он, испуганный, выстреливает в нее струйкой белой жидкости.

Эти уродцы с зеленой кожей, которые ползают по ветвям, с немигающим рептильным взглядом и длинными клювами испускают хриплые, квакающие звуки и трескотню; все это уже смутно знакомо… Где же это все я мог видеть, или слышать, или читать? И вдруг меня осенило: ну конечно же «Затерянный мир»!

«…За кромкой камыша поблескивали подернутые зеленью стоячие лужи. Место было мрачное само по себе, но, глядя на его обитателей, мне невольно вспомнились сцены из седьмого круга Дантова «Ада». Здесь гнездились птеродактили — сотни и сотни птеродактилей! Котловина так и кишела ими — детеныши ползали у воды, а их отвратительные мамаши высиживали на отмели яйца в твердой желтоватой пленке. Вся эта копошащаяся, бьющая крыльями масса ящеров сотрясала воздух криками и распространяла вокруг себя такое странное зловоние, что у нас тошнота подступила к горлу…» [47] Конан Дойл А. Затерянный мир. М., 1966 .

Действительно, примитивные птицы — цапли и бакланы — сохраняют в своем облике, особенно в младенчестве, много рептильного, унаследованного от предков — пресмыкающихся. Размышляя о преемственности между рептилиями и птицами, я не заметил, как оказались заполненными все пробирки, а вскоре и у Нины кончились кольца. Пора домой.

Когда Василий Литвинов, научный сотрудник заповедника, изучающий хищных млекопитающих, предложил мне поехать с ним на ночной учет зверья, я немедля согласился. Нина тоже составила нам компанию. Ее интересовали египетские цапли, и в поисках их мы забрались довольно далеко. По дороге устроили привал, зажарили на импровизированных — из прутьев тамариска — вертелах огромного меднозолотистого сазана — им нас одарили местные рыбаки.

И вот мы едем дальше, и вскоре в предзакатном свете перед нами открывается картина поистине африканская. Стадо огромных черных буйволов неторопливо бредет по степи, а на загривках у них раскачиваются египетские цапли. Другие вышагивают за буйволами следом. Правда, здесь необходимо оговориться. Домашние буйволы Азербайджана, хотя внешне очень смахивают на африканских, имеют родоначальником индийского буйвола, что же до египетских цапель, то всюду, где они есть, — в Азии, Африке, Америке — они также неизменно сопровождают стада диких и домашних копытных, склевывая у них со шкуры клещей и подхватывая вспугнутых ими кузнечиков. Нафотографировавшись, мы двинулись в обратный путь. Василий и я стоим в кузове бортовой машины. Ветер бьет в лицо; уже полностью стемнело; в ушах — стрекот ночных насекомых. Как же подсчитывать встреченных ночью на полном ходу зверей? Оказывается, очень просто. Ночной учет хищников Василий ведет по… их глазам. У разных зверей глаза светятся по-разному. По отсвету, а также по величине точек, расстоянию между ними, высоте их расположения над землей Василий безошибочно определял встреченного хищного зверя.