Олег Попцов - На суше и на море 1986

Калькуттские рабочие и студенты неоднократно выступали застрельщиками в народной борьбе. Так было в 30-х годах, когда город потрясли мощные забастовки. Так было и накануне провозглашения независимости, в 1945–1947 годах, когда улицы города покрылись баррикадами и гром канонады катился от Калькутты по всей стране.

…В доме Тагоров, расположенном в центральном районе Калькутты Джорашанко, сейчас Музей Р. Тагора и Университет искусств.

Парни и девушки изучают национальное искусство, знакомятся с культурой народов мира. Среди прочих вопросов, заданных мне, были и такие: о чем пишут советские писатели? Что для них главное в творчестве? Которая из мировых проблем для них главная? Ответил, что главное — это знание жизни, правдивое ее отражение в творчестве, а из глобальных проблем наиглавнейшая — борьба за мирное будущее Земли.

А что касается праздников, то индийская осень тоже богата ими. Вот «дасера» — сугубо бенгальский праздник, посвященный богине Дурге. К нему изготавливают бесчисленное множество скульптур этой богини. Перед ними исполняется «пуджа» — обряд с жертвоприношениями, возлияниями, трапезами и танцами. Танцуют все, но мужской танец главный. Его исполняют, что называется, до упаду, до потери сознания: танец посвящен женщине, и мужчина должен себя не щадить. Скульптуры Дурги делают заранее. Из пучков рисовой соломы вяжут каркас, затем его обмазывают илом, добытым тут же, из реки, канавы, пруда. Сушат, полируют, раскрашивают, украшают. И надобно видеть эти одиночные и групповые скульптуры, чтобы оценить, каким вкусом наделены, каким мастерством обладают народные Микеланджело и Рафаэли, творящие свое искусство не в кабинетах, не в мастерских, а прямо на обочинах дорог, на тротуарах, под примитивным навесом, сидя на корточках перед предметом своего вдохновения. Сколько порой в этих скульптурах одухотворенности, грации, пластики. Они бывают небольшими и гигантскими (тут на каркас идут дерево и металл). Их носят, возят на грузовиках, устраивают конкурсы на лучшую. Но конец всем (даже шедеврам) уготован один — на десятый день праздника их бросают в реку, где они, раскисая, снова обращаются в ил.

Но если продолжить разговор о культовой экзотике, то пред моими глазами храм джайнов. Нет, он не выделяется отточенностью стиля и форм, не блещет изысканностью вкуса. Он скорее аляповат и если блещет, то разноцветными стеклышками витражей и тысячами кусочков зеркал, вмонтированных в стены. Не только в калькуттском, но и в иных джайнских храмах есть что-то от мусульманской архитектуры и от европейского барокко… Горят в них свечи, есть картины маслом, портреты святых, скульптуры. Ходят люди в белых одеяниях с марлевыми, как у хирургов, повязками на лицах — джайны. А у входа слева и справа, в нишах под стеклом, какие-то белые мраморные батоны с маленькими глазками, выпяченными губками и раздутыми волнистыми щеками. Это абстрактные духи-охранители — «байроби». Так неизвестный скульптор вышел из затруднительного положения — изобразить бестелесное и безыменное, но живое.

Главная забота джайна — не стать причиной смерти или увечья какого-либо живого существа. Они — вегетарианцы, пьют только процеженную жидкость, едят только свежеприготовленную еду, потому что время спустя в ней может завестись что-нибудь живое, и т. д. Джайн не может пахать, рыбачить, строить, водить машину… Так что же ему остается делать? Торговать! Вот и получается, что из джайнов вышли богатейшие индийские промышленники и финансисты, а среди них — Бирла, чей автомобилестроительный завод в Калькутте крупнейший в стране!

Город на левом берегу Ганга колонизаторы назвали Бенарес. Однако те, кто построили его и жили в нем всегда, называют его Варанаси. Есть ли в Индии еще такой город, побывать в котором стремился бы каждый индус! Тысячи, да что там тысячи — миллионы пилигримов-паломников ежегодно, сколько существует Индия, босыми ногами перетирали пыль, месили грязь на бесконечных ее дорогах, ведущих в Варанаси, с единственной заботой — омыть грешное и многострадальное тело свое в водах Ганга у позолоченных храмов Варанаси.

Обряд омовения совершается ежедневно на восходе солнца. Я не раз читал красочные описания этого массового и экзотического действа, но то, что увидел, ошеломило.

С вечера пошел теплый спокойный дождь. Всю ночь бушевала гроза. Под грузом ливня ломались древесные ветви. Массивные слоновые пальмы качались, как тростник. Гасло и загоралось электричество. На рассвете наш автобус, разбрызгивая воду, мчался по непривычно пустым улицам к центру города. Город стоял в неподвижной желтой воде. Нижние этажи домов, хижины бедноты затоплены. В иных местах проехать было невозможно: вода поднялась выше велосипедного колеса. Оставшиеся без клиентов рикши коротали время под стрехами или зонтами в своих «лимузинах», забравшись с ногами на пассажирские сиденья. На ступеньках капитальных зданий и храмов жались со своим скарбом бездомные, обычно ночующие прямо на тротуарах. Там же спокойно стояли невозмутимые коровы. Вода, неся уличный мусор, по ступенькам низвергалась в Ганг.