Вячеслав Гончаров - На суше и на море 1987

Совместно с полеводами и механизаторами ученые выращивают не только семенную пшеницу, ячмень, но и семена картофеля, моркови, выводят породистых бычков и телочек, проводят эксперименты по производству и приготовлению кормов, вырабатывают рекомендации по агротехнике для окружающих совхозов и колхозов.

Такие вот успехи. Когда, вернувшись в Москву, я рассказывал друзьям о достижениях хозяйства Христенко, многие и не удивились: так, мол, и должно быть. Обладая таким научным потенциалом, любое хозяйство выбьется в передовые. Я соглашался: если бы и каждый совхоз к тому же, пользуясь рекомендациями ученых станции, мог бы через год-два увеличить продажу зерна, мяса и молока государству. Но вот не могут же… Почему? Сами директора причин называют много: людей не хватает, земли плохие, техника подводит и, главное, засуха. Но, мне кажется, потому, что многих директоров мало интересуют достижения специалистов и агрономов СХОС. Так же, как не интересуют и достижения обычных хозяйств-передовиков. Всему отговорка — занятость. Но те же самые полеводы и животноводы СХОС при той же самой нехватке времени выезжают и в Сибирь, и на Украину в целях приобретения передового опыта. И сразу же, не откладывая на потом, внедряют новую технологию у себя. Одним словом, поступают так, как и должно поступать каждое хозяйство. Соседи же в этом… не видят необходимости: СХОС, мол, хозяйство экспериментальное, им можно и покуражиться. А нам, дескать, план выполнять надо. Только вот с выполнением планов чаще всего провалы бывают у последних. Но об этом позже…

— …Вот какую погоду к вам привез из Москвы, — с виноватой улыбкой говорю я, не отрывая взгляда от окна.

— Красота, — возражает директор, будто бы только что и не он говорил, какими коварными бывают в степи снегопады. — Побольше бы гостей такую погоду нам завозили. Снег — разве плохо? Казахи так говорят: обилие белого снега — к обилию белого хлеба. В этом году не успеваем трактором дорогу к плотине прочистить, как снова все сугробами заносит. К урожаю, значит…

Тем временем мы въехали на территорию поселка. Проскочили вдоль аккуратных, словно детские игрушки, коттеджей, огороженных невысоким штакетником. И я вспомнил, как позапрошлым летом через эти изгороди под тяжестью плодов перевешивались кудрявые ветки украинских антоновок. Я уже знал, что сейчас мы вырулим на главную улицу, проскочим школу, клуб, бассейн, остановимся возле двухэтажного правления под теми самыми карагачами, под которыми в прошлый раз я нашел спасение от липкой духоты и жалящих солнечных лучей.

Я сидел тогда под этими деревьями не в силах шевелить ни руками, ни ногами, мечтая лишь о прохладном душе, а Христенко тем временем, перепрыгивая через ступеньку, мчался к себе в кабинет на второй этаж к селектору. В тот день мы побывали во многих совхозах района и области, всюду расспрашивая, пощадила ли засуха хоть один гектар с хлебом. Вести были неутешительные, и я, сидя потом под карагачами, слышал через открытое окно директорского кабинета, как Христенко щелкал кнопками селектора, вызывая начальников отделений: «Сколько? Шесть центнеров с гектара? — как бы удивлялся он. — Вы с ума сошли! Во втором отделении по десять собирают».

Но я-то знал, что и во втором отделении дела обстоят не так, как хотелось бы. Там действительно собирали по десять центнеров с гектара. Но и это было на три центнера меньше, чем должно быть по плану. Но в то же время это было рекордом не только в СХОС, но и в районе и области.

Много хлеба пожгло в тот год знойное солнце Казахстана. Мы не раз встречались и разговаривали с хмурыми директорами и агрономами совхозов, которые как бы в знак оправдания показывали на потрескавшуюся землю, брали ее комья в руки и, без труда кроша одними пальцами, превращали в обыкновенную пыль. И я удивлялся: как вообще такая земля без капли влаги могла плодородить? Не убыточно ли здесь, в неорошаемой степи, сеять зерно на все восемьдесят процентов из ста, зная, что лето снова будет без дождей, а значит, и поля без урожая? В ответ хлеборобы лишь устало и снисходительно улыбались, оставляя все мои вопросы без ответа. Только гораздо позже понял я причину их молчания. Понял, что обращался с дилетантскими вопросами. Понял, что хлеб в этой безбрежной жаркой степи сажать стоит только потому, что это хлеб. И пусть несколько прошлых лет были неурожайными, и, может быть, и следующие годы тоже не принесут много зерна, но и впредь каждый год трактора с сеялками по весне выйдут в поле, и хлеборобы начнут новую битву за хлеб. Ибо по хлебному запасу страны, который ничуть не дешевле запаса золотого, также судят о престиже, силе и могуществе государства. Что может быть на свете дороже хлеба? Ничего. Хлеб — всему голова. И какой бы ценой он ни выращивался в степи, но этот казахстанский миллион был гораздо дешевле и, самое главное, вкуснее того, который наши суда привозили из-за границы. И в прямом, и в переносном смысле слова (доказано учеными, что казахстанская пшеница, содержащая от 14 до 18 процентов белка, 28–34 процента клейковины, обладающая стекловидностью от 95 до 100 процентов, является одной из лучших в мире).