Фернан Пинто - Странствия

Один из слуг коменданта тут же отвел нас в пагоду, посвященную Амиданшо {367} 367 Амиданшо — будда Амитабха. , где бонзы ее попотчевали нас великолепным угощением. Король, едва получив известие о моем прибытии, послал с острова, где он был занят поимкой этой огромной рыбы, три гребных фуне, а с ними приближенного камергера по имени Оретандоно, который под вечер прибыл туда, где я остановился, и, найдя меня, первым долгом изустно сообщил мне цель своего посещения, а потом, вынув из-за пазухи королевское письмо и приложившись к нему со всеми поклонами и церемониями, которые у них в этих случаях приняты, передал его мне. Гласило оно следующее:

«Будучи в настоящее время занят делом, очень меня занимающим, узнал о твоем благополучном прибытии в то место, где ты остановился вместе со своими спутниками, и испытал от сего столь великую радость, что искренне говорю тебе: если бы я не поклялся не покидать этих мест, пока я не убью большую рыбу, которую мы окружили, я бы и сам поспешил к тебе, но теперь я не могу это сделать, а посему прошу тебя как доброго друга сейчас же пожаловать ко мне на посланной за тобою шлюпке, ибо, если ты приедешь, а я убью эту рыбу, удовольствие мое будет полным».

Прочитав это письмо, я сел вместе со всеми своими спутниками на фуне, на которой прибыл Оретандоно, а слуга с подарками — на две другие. Так как фуне эти были ходкие, а гребцы на них хорошие, мы за какой-нибудь час добрались до острова, находившегося в двух с половиной легуа, и прибыли туда как раз в то время, когда король с двумястами с лишним людей, вооруженных копьями, преследовали огромного кита, попавшего сюда вместе с большим косяком рыбы. И название «кит», и сама рыбина были для них тогда весьма странны и необычны, ибо китов они до сих пор в этих местах никогда не видели. Когда его убили и вытянули на берег, радость короля была столь велика, что всех участвовавших в ловле рыбаков он освободил от подати, которой они раньше были обложены, и дал им новые, дворянские фамилии {368} 368 …дал им новые, дворянские фамилии. — В Японии, как и в ряде других стран Азии, изменение социального статуса отражалось в новых или дополнительных именах, которые могли принадлежать только высшим слоям общества. , а некоторым любимым придворным увеличил содержание, а гезам (нечто вроде королевских камердинеров) велел выдать тысячу таэлей серебром. Меня он принял с радостной улыбкой и принялся подробно расспрашивать о разных разностях, на что я отвечал порой с некоторыми преувеличениями, ибо мне казалось, что таким способом я возвеличиваю португальский народ и приписываемое ему в этих краях значение. Ибо все здесь считают, что короля Португалии по праву можно признать повелителем мира как по площади подвластных ему земель, так и по его богатству и могуществу, и поэтому-то здесь так высоко ценится наша дружба.

Покончив с охотой на кита, мы отправились с острова Шеке в Оски и прибыли в крепость через час после захода солнца. Там все придворные приветствовали его величество, выражая ему на принятый здесь лад всяческую радость и ликование, поздравляя его со славной победой над китом и приписывая ему одному заслугу многих, ибо тлетворный порок лести настолько присущ всем дворам и домам знати, что даже среди варварских язычников он нашел возможность укорениться. Распрощавшись со всей своей свитой, король поужинал уединенно со своей женой и детьми, не желая даже, чтобы кто-либо ему прислуживал, ибо угощение происходило на половине королевы. Но нас всех пятерых, остановившихся в доме одного из своих казначеев, он пригласил и попросил нас из любви к нему поесть в его присутствии руками, как это принято у нас, потому что королеве это зрелище доставит большое удовольствие. Король немедленно велел накрыть нам стол всяческими лакомствами, очень чисто и вкусно приготовленными, которые приносили очень красивые женщины. Мы принялись за предложенные нам яства с большой охотой, причем шутки и любезности, которые говорили нам дамы, особенно же остроты, которые посыпались со всех сторон, когда увидели, что мы едим руками, доставили значительно большее удовольствие королю и королеве, чем все духовные драмы, которые им могли бы представить. Ибо, поскольку этот народ, как я уже не раз говорил, привык есть с помощью двух палочек, он почитает великой неопрятностью брать пищу прямо в руки, как это делаем мы.

Между тем одна очень хорошенькая четырнадцати- или пятнадцатилетняя дочка короля попросила свою мать позволить ей представить небольшую шутку, которую она хотела разыграть с шестью или семью подругами на предмет, о котором только что шла речь, что королева с согласия короля разрешила. Девочки скрылись в соседней комнате, где на какое-то время задержались, а те, кто не принимал участия в этой затее, развлекались тем временем на наш счет, отпуская в нашу сторону множество шуток и насмешек, заставлявших португальцев изрядно краснеть, по крайней мере, четверых из нас, ибо им это было внове, а языка они не понимали; что касается меня, то еще в Танишума мне пришлось присутствовать при подобной сцене, когда нас, португальцев, поднимали на смех, да не только в Танишума, но и в других местах. Впрочем, когда мы увидели, как искренне веселятся король и королева, шутки, сыпавшиеся на нас со всех сторон, стали казаться нам менее обидными. Но вот из внутренних покоев вышла весьма миловидная принцесса в выдержанном во всех подробностях костюме купца, с подвешенным на поясе мечом с золотой насечкой. Встав на колени перед королем и сделав церемонный поклон, она начала: