Фернан Пинто - Странствия

Но прежде чем он стал на якорь, к судну Антонио де Фарии подошло больше шестидесяти шлюпок, баланов и маншуа с шелковыми тентами, флагами и богатыми коврами, и оттуда сошло свыше трехсот человек. Все они были в праздничной одежде, с золотыми ожерельями и цепями на груди; мечи свои, также украшенные золотом, они носили через плечо на африканский лад. И все это делалось с таким благолепием и совершенством, что вызывало не меньше изумления, чем восхищения у каждого, кто это видел.

Таким вот образом Антонио де Фариа прибыл в гавань, в которой стояло на якоре в полном порядке двадцать шесть больших кораблей, восемьдесят джонок и еще значительно большее количество ванканов и баркасов, пришвартованных друг к другу, так что образовалось нечто вроде длинной улицы, украшенной сосновыми и лавровыми ветвями и зелеными стеблями тростника. Над этим проходом возвышались арки, покрытые ветвями черешен, груш, лимонами и апельсинами и всякой разнообразной зеленью и душистыми травами, которыми были также обпиты мачты и корабельные снасти.

Став на якорь у берега в назначенном ему месте, Антонио де Фариа дал приветственный залп из своих многочисленных отличных пушек, на что все корабли, джонки и большая часть шлюпок, о которых я только что упоминал, ответили в свою очередь. Все это представляло нечто весьма внушительное, сильно изумившее китайских купцов. Они спрашивали, не является ли этот человек, которому оказывается такой прием, братом или родственником нашего короля и какое отношение к нему имеет чествуемый. На что некоторые придворные отвечали, что нет, родственником короля он не является, но что действительно его отец ковал коней, на которых ездил его величество, поэтому-то и воздаются ему такие почести, и все те, которые живут здесь, могли бы быть его слугами и выполнить его волю, как рабы. Китайцы, считая, что так действительно могло быть, переглядывались с изумлением и говорили:

— Должно быть, много великих государей имеется ни свете, о которых не слыхали наши древние писатели! И один из этих государей, с которым следовало бы больше всего считаться, надо думать, повелитель этих людей, ибо по тому, что мы о нем слышали, он богаче, могущественней и властвует над большими землями, чем Татарин или Каушин, и можно было бы сказать, не будь это грехом, что он равен Сыну Солнца, Венценосному Льву на Престоле Вселенной.

Все стоявшие вокруг них подтвердили это, говоря:

— Это и так вполне очевидно и явствует из многих богатств, коими эти бородатые люди, на позор всем народам, овладели повсюду силой своего оружия.

После того как залпы и с той и с другой стороны прекратились, к джонке Антонио де Фарии подошла лантеа с прекрасными гребцами, украшенная лесом каштановых деревьев, покрытых колючими плодами так, как их создала природа, с огромным количеством роз и гвоздик, смешанных с другой зеленью, которую туземцы называют лешиа, еще гораздо более свежей и благовонной. Все эти зеленые украшения были настолько густы, что гребцы под их покровом оставались незаметны. Поверх навеса лодки на шести шестах был воздвигнут богатый, обитый парчой помост, на котором стояло серебряное кресло. Окружало помост шесть весьма красивых девочек от двенадцати до пятнадцати лет, которые играли на музыкальных инструментах и пели очень приятными голосами. Их за деньги пригласили из города Лиампо, находившегося в семи легуа от португальского поселка. Ибо это и многое другое можно найти за деньги всякий раз, когда в этом встречается надобность, так что многие купцы составляют себе состояние, только сдавая внаймы то, что там в большом ходу для развлечения и приятного времяпрепровождения.

На эту лантеа перешел Антонио де Фариа, и по прибытии его на пристань под великий гром труб, свирелей, литавр, дудок, барабанов и прочих инструментов, принятых у китайцев, малайцев, шампа, сиамцев, борнейцев и лекийцев, равно как и представителей других народов, искавших в этом португальском порту защиты от пиратов, которыми кишело море, пересадили его на богатые парадные носилки, словно он был одним из двадцати четырех шаэнов, которые имеются в этой империи. Носилки эти подняли восемь человек, одетых в парчу, рядом с ними шли двенадцать португальцев с серебряными булавами и шестьдесят алебардщиков с протазанами и алебардами, отделанными золотом, которые также были взяты напрокат в городе, затем восемь всадников со знаменами из белого штофа и столько же в шляпах из зеленого и красного атласа, которые время от времени кричали на китайский лад, чтобы люди посторонились.