Франтишек Флос - Охотники за орхидеями

— Это ружьё Диего, — сказал Вацлав. — Но, бога ради, где Еник?

Все встревожились. Стали вновь и вновь пересчитывать друг друга, насчитали только пятерых: трое индейцев, Вацлав и Франтишек. Оба мальчика исчезли.

Преследуемые спешили отойти подальше от каньона и поскорее добраться до деревни; до неё было ещё далеко.

Чтобы напасть на караван, злодеям надо было теперь выбраться из оврага, но они боялись рисковать: где-то в засаде их подстерегал меткий стрелок.

Некоторое время они не подавали признаков жизни, но охотники хорошо понимали, что опасность ещё не миновала. Все ждали вылазки со стороны каньона и торопливо шли вперёд, прячась за мулами. Однако следующее нападение было предпринято с той стороны, откуда они не ожидали: прямо впереди с земли поднялись тёмные фигуры и преградили им дорогу.

Грянули выстрелы, и Франтишек, шедший во главе каравана, упал, как подрубленное дерево.

Это было одновременно и концом битвы. Быстро приближался конский топот. Двадцать всадников, сделав большой крюк, мчались от деревни к каньону.

Дон Педро со своими друзьями подоспел вовремя. Он соскочил с коня и подошёл к каравану. Члены экспедиции сгрудились на дороге. Слышались встревоженные голоса, плач. Еник (это он привёл помощь) стоял на коленях возле Франтишека, пытаясь руками остановить поток крови, бившей из груди раненого.

Дон Педро отстранил мальчика, наклонился над Франтишеком и прижал ухо к его груди.

— Он жив, друзья! Снимайте с коней чепраки, готовьте носилки!

Некоторое время спустя печальная процессия двинулась к деревне. Жители уже выходили навстречу с фонарями, но дон Педро велел всем разойтись и не шуметь. Он пользовался всеобщим уважением — его тотчас послушались.

Носильщики отнесли Франтишека на ранчо и по приказу хозяина отогнали любопытных. Только один человек получил разрешение войти в дом дона Педро и пробыл там более часа. Даже друзьям Франтишека было запрещено входить к больному. Вацлав, Еник и Диего тихо сидели перед верандой и ждали.

Франтишек всё ещё не приходил в сознание. Пуля пробила грудь с правой стороны и застряла в спине. Её нужно было извлечь, и это сделал молчаливый человек, только что вышедший из дома. Все повернулись к нему: он держал на ладони смертоносный кусочек свинца.

— Большая потеря крови, — сказал он. — Если начнётся сильный жар, чужестранец умрёт ещё сегодня ночью, не приходя в сознание.

Для друзей Франтишека страшнее не могло быть вести. Они вдруг ощутили себя покинутыми и беспомощными, затерянными в этой далёкой заокеанской земле. Скорбь друзей сменялась гневом, гнев снова переходил в печаль и сердечную боль, жалость к другу будила отчаяние; так длилось целую ночь. Она тянулась невероятно долго. Ранчо молчало, его словно накрыли чёрным покрывалом, на котором блестели серебряные блёстки звёзд. Друзья сидели по-индейски — поджав ноги и спрятав лица в ладони — и не смыкали глаз всю ночь.

Когда же наконец потянул рассветный ветерок и раскричались петухи, открылось окно ранчо и в нём появился дон Педро, бледный от бессонницы и забот.

— Сознание вернулось, — шепнул он. — Наконец-то! Он уснул. Благодарение богу!

Окно закрылось. Друзья вскочили, переглянулись, как бы не веря своим ушам.

— Дядя очнулся! — первым закричал Еник и помчался в поле.

Нет, он не мог оставаться здесь, ему надо было побыть одному, совсем одному!

Три дня ранчо навещал уже знакомый нам неразговорчивый человек, а дон Педро за эти дни вовсе не отлучался из дома. Обитатели деревни с трогательным вниманием заботились о наших приятелях.

Девять дней и девять ночей боролся Франтишек со смертью, которая не отступала от его постели. Только на десятый день молчаливый доктор объявил, что битва выиграна.

— Дон Франсиско будет жив и, прежде чем настанет жатва, встанет на ноги, — сказал он.

То был настоящий праздник, тем более что к этому времени вернулась и хозяйка дома. Друзьям впервые было позволено навестить больного.

Они едва узнали его — так он похудел и ослаб. Все, не исключая и Льготки, бросились к нему, как к воскресшему из мёртвых. Много накопилось на сердце… но свидание продолжалось всего несколько минут. Они даже не успели сказать, как оплакивали его, как горевали, какими одинокими чувствовали себя и как безгранично они его любят!

Франтишек лишь улыбался и пожимал им руки своими худыми пальцами.