Дмитрий Быстролетов - В старой Африке

Гай встал из-за стола. За ним поднялись и остальные гости. Провожая их к выходу, хозяйка просила всех пожаловать через час на праздник, устроенный в их честь.

Возле палатки Гай остановился перед молодым снежно-белым верблюдом с большими черными глазами. Слуга привел его с водопоя. Животное строго взглянуло на Гая, презрительно фыркнуло и, шагнув к Тэллюа, нежно лизнуло ей плечо.

— Это Антар, — сказала Тэллюа, как бы представляя гостю друга.

— Откуда здесь такое чудо?

— Подарок аирского султана. Антар — лучший скакун в Хоггаре. Его знают до самого Чада и Тибести. Умен как человек! — И лейтенант потрепал белую шею Антара.

— А ты не боишься скакать на таком красавце? — посмотрел Гай на Тэллюа.

— Я? Боюсь?!

Взгляды Гая и Тэллюа скрестились, как две шпаги. Антар насторожился и поднял голову. Лионель засмеялся.

— Молодец, Антар! До свидания, Тэллюа! Девушка, поколебавшись, шагнула вперед.

— Не надо идти.

— Как не надо?

— Вот так— не надо!

Тэллюа одним движением набросила Лионелю на шею свое ожерелье, потом, улыбаясь и не отводя взгляда от его влюбленного взора, потянула ожерелье назад, дальше и дальше, пока смутившийся и счастливый молодой человек не скрылся с нею в шатре. Гай зажег сигарету.

— Цветок Пустыни сорван! — яростно прошипел Лоренцо, повернувшись к Гаю спиной. — Атласные халаты и цветные палатки не дают осечки, я это вижу… Осечки не бывает, если…

Гай начал спускаться. «Без сомненья, Лоренцо потерял надежду и сталкивает теперь претендентов, — подумал он. — Недаром же он так добивался приглашения Аллара… Бонелли запретил ему интригу против Лионеля, но если зависть и злоба возьмут верх над рассудком, то… Что произойдет тогда? И, кстати, о каких еще осечках он там бормотал? Ах, не может быть… Сорвалось словцо от злости… А если нет?»

Становище отдыхало после обеда. У шатров не было ни души. Гай лежал в палатке. Сквозь входное отверстие виднелись розовые зубья горных вершин да широкая спина сенегальца-охранника. Он сидел на траве, скрестив ноги, и, закрыв глаза, пел.

Через полчаса Гай поднялся, взял фотокамеру и кликнул Сайда.

— Люди все отдыхают, мсье! Ничего интересного! Начало праздника только через полчаса, — уговаривал араб.

— Не ленись, капрал! Пока все спят, мы заснимем горы. Косой предвечерний свет подчеркивал изрезанность склонов уэда. Гай сделал пару любопытных снимков. Хорошо бы забраться на площадку Тэллюа, но сейчас это неудобно, и Гай повернул в другую сторону.

— Взберемся по этой тропинке, Сайд, и снимем становище сверху!

Они поднялись высоко в горы до небольшого уступа, и Гай уже начал оглядываться, выбирая тему для снимка, как вдруг заметил совсем рядом прижавшихся к скале Лоренцо и Аллара. По-видимому, между ними шел жаркий спор, и теперь, застигнутые врасплох, они оборвали его, но взволнованное выражение еще сохранилось на покрасневшем лице Лоренцо.

— Свежим воздухом дышать изволите, мсье ван Эгмонд? — обратился он к Гаю.

— Как и вы, граф.

«Они сговариваются… Нужно предупредить Лионеля», — подумал Гай и торопливо зашагал вниз.

Все население аррема от мала до велика собралось у края плато. Впереди всех копошились и галдели голые ребятишки, темные и всклокоченные, как чертенята. Дальше в несколько рядов толпились женщины — одетые и полуодетые, украшенные тяжелыми безделушками. Позади вытягивали шеи мужчины — сине-черные туареги, несколько белоснежных арабов и пестрые харатины и хаусса, несколько легионеров, мохазни Гая в белой чалме и форменном плаще — красочная, шумная, всклокоченная толпа, несколько эффектных фигур в диковинных национальных костюмах — кричаще театральное рванье, обнаженное тело, искрящиеся на солнце украшения… Сиденья для знатных гостей были сложены из камней и покрыты тканями. Позади стояли слуги с зонтиками. Зонт в Африке — показатель степени человеческого величия. Над сиденьем Лоренцо колыхались два пестрых местных зонтика и один большой холщовый, похожий на зонт базарной торговки; над центральным сиденьем, предназначенным для Гая, живописная группа рабов держала три зонта. Гай занял место между Лоренцо и Лионелем.

Тэллюа, одетая в белое платье и шитый блестками алый халат, держалась с большим достоинством. У нее был такой же равнодушно-недоступный вид, как у парижских львиц, украшающих своим присутствием скачки в Лоншан. Она делала вид, что всецело занята Гаем, и даже слегка наклонилась к нему, но он-то прекрасно видел, что немой разговор с Лионелем продолжается. Лионель пытался обвести толпу взглядом сурового начальника, но его взор встречал улыбку девушки, он смущался, радостно вспыхивал и отворачивался, чтобы через минуту снова под каким-нибудь предлогом поглядеть на нее. «Как хорошо, что пока нет Аллара, — пришло в голову Гаю. — Как бы предупредить Лионеля? После праздника приглашу его пройтись…»