Жюль Верн - Михаил Строгов

Надя, сложив руки на груди, тоже следила за происходящим, но оставалась неподвижной, в то время как ее спутник, наполовину высунувшись из кузова, следил за небом и землей сразу.

В атмосфере наступило полное затишье, но затишье, таившее в себе угрозу. Пока еще ни одна молекула воздуха не сдвинулась с места. Казалось, что полузадохшаяся природа уже не дышала, а ее легкие — эти угрюмые густые облака, — вдруг атрофировавшись ни с того ни с сего, перестали выполнять свое назначение. Тишина была бы полной, если бы не скрип колес тарантаса, давивших дорожный гравий, не стоны колесных ступиц и половиц экипажа, не шумное всхрапывание лошадей, которым не хватало дыхания, и не клацание их подкованных копыт по камням, сыпавшим искрами от ударов.

Между тем дорога была совершенно пустынна. В эту грозную ночь меж узких уральских ущелий тарантасу не встретился ни один пешеход, ни всадник, ни другой экипаж. Ни костра угольщика в лесу, ни шахтерского лагеря в раскрытых карьерах, ни затерявшейся в лесной поросли хижины. Чтобы в этих условиях начать переправу через хребет, нужны были веские причины, которые не оставляли бы места для колебаний или отсрочек. Михаил Строгов не колебался. Для него это было исключено; но как тогда, так и теперь его чрезвычайно занимало: кто же были те путники, чья телега шла впереди их тарантаса, и какие высшие соображения заставляли их забыть об осторожности?

Какое-то время Михаил Строгов оставался наблюдателем. К одиннадцати часам небо начало озаряться вспышками, которые затем уже не прекращались. В их мгновенном блеске то появлялись, то исчезали силуэты высоких сосен, группами — там и сям — стоявших вдоль дороги. Потом, когда тарантас оказывался у самого края дороги, внизу под вспышками туч вдруг высвечивались глубокие бездны. Временами более гулкое тарахтенье повозки означало, что она проезжала мост из плохо отесанных бревен, набросанных поверх какой-то расщелины, — из-под него-то, казалось, и слышались раскаты грома. Да и все окружающее пространство заполнилось вскоре однообразным гулом, который становился тем мощнее, чем дальше они забирались в поднебесную высь. К этим разнообразным шумам примешивались крики и междометия ямщика, то похвальные, то бранные, адресованные бедным животным, уставшим более от тяжкой атмосферы, чем от крутизны дороги. Колокольца под дугой уже не прибавляли им бодрости, и порой у них подгибались ноги.

— К какому часу мы доберемся до вершины перевала? — спросил у ямщика Михаил Строгов.

— К часу ночи… если доберемся! — ответил тот, качая головой.

— А скажи, дружище, это ведь у тебя не первая буря в горах, а?

— Нет, и даст Бог — не последняя!

— Значит, тебе страшно?

— Нет, не страшно, но еще раз скажу: зря ты в ночь поехал.

— Было бы еще хуже, если бы я остался.

— Эй вы, залетные! — вскричал ямщик, давая понять, что его дело не спорить, а повиноваться.

В этот момент вдали что-то вздрогнуло. Это походило на тысячу пронзительных и оглушительно громких свистков, пронзивших дотоле спокойную атмосферу. При свете ослепительной вспышки, за которой почти тут же последовал страшный раскат грома, Михаил Строгов заметил на одной из вершин высокие сосны, гнувшиеся под ветром. Ветер набирал силу, но пока что лишь в верхних слоях атмосферы. Послышавшийся сухой треск означал, что отдельные старые или слабо укоренившиеся деревья не смогли устоять под первыми порывами шквального ветра. Лавина треснувших стволов, с чудовищным грохотом подпрыгивая на утесах, пронеслась через дорогу и исчезла в пропасти слева, в двухстах шагах перед тарантасом.

Лошади встали как вкопанные.

— Давай-давай, голубушки! — закричал ямщик, и щелканье его кнута потерялось среди раскатов грома.

Михаил Строгов схватил Надину руку.

— Ты спишь, сестрица? — спросил он.

— Нет, брат.

— Приготовься ко всему. Вот она, буря!

— Я готова.

Михаил Строгов только-только успел задернуть кожаные занавеси тарантаса.

Шквал приближался со скоростью молнии.

Ямщик, соскочив с облучка, бросился перед лошадьми, чтобы придержать их, ибо всей упряжке грозила страшная опасность.

В самом деле, застывший на месте экипаж находился на повороте дороги, вдоль которой несся шквал. И надо было держать тарантас передком к ветру, иначе, налетев сбоку, шквал неминуемо опрокинул бы его и сбросил в глубокую пропасть слева от дороги.