Тенцинг Норгей: Тигр снегов

Я сказал, что я счастливый человек. Далеко не всем шерпам так везло, как мне, – многие из них погибли от болезни или во время несчастных случа­ев в горах. Конечно, и со мной бывали несчастные случаи, но серьезного ничего не было. Я ни­когда не падал с обрывов и не обмораживался. Кто сильно потеет, легко обмораживается, но я никогда не потею во время восхождения; а в лагере, когда нам положено отдыхать, тоже стараюсь двигаться. Обмораживается тот, кто сидит и ничего не делает. Трижды я попадал в лавины, но они были неопасны. Один раз потерял очки на снегу и сильно помучился с глазами из-за ослепительного солнца; с тех пор я всегда ношу с собой две пары темных очков. Дру­гой раз я сломал четыре ребра и вывихнул колен­ные суставы, но это было во время лыжной прогул­ки, а не в горах. Единственное настоящее поврежде­ние в горах я получил, когда пытался задержать падающего товарища и сломал палец.

Говорят, что у меня «трое легких» – так легко я переношу большие высоты. Это, конечно, шутка. Вместе с тем я готов допустить, что лучше приспо­соблен для высот, чем большинство других людей, что я действительно рожден быть альпинистом. Во время восхождения я передвигаюсь в ровном, естест­венном для меня ритме. Руки у меня обычно холод­ные, даже в жару, и сердце, по словам врачей, бьет­ся очень медленно. Большие высоты – моя стихия, там я чувствую себя лучше всего. Когда я недавно ездил в Индию, то заболел из-за духоты и тесноты так, как никогда не болел в горах.

Да, горы были добры ко мне. Я был счастлив в горах. Посчастливилось мне и в отношении людей, с которыми я ходил в горы, товарищей, с которыми вместе боролся и побеждал, терпел неудачи и до­бивался успеха. Среди них – мои друзья шерпы, родством с которыми я горжусь. Среди них – индий­цы и непальцы и другие жители разных стран Азии. Среди них люди с Запада: англичане, французы, швейцарцы, немцы, австрийцы, итальянцы, канадцы, американцы, а также новозеландцы. Встречи, зна­комство и дружба с ними занимают большое место в моих воспоминаниях. Для того чтобы стать друзь­ями, не обязательно быть похожими между со­бою. Раймон Ламбер, с которым мы чуть не взяли Эверест в 1952 году, швейцарец и говорит по-фран­цузски. Мы могли объясняться лишь с помощью немногих английских слов и многочисленных жестов, однако мы с ним такие друзья, как если бы выросли в одной деревне.

Никто из нас небезупречен. Мы не боги, а всего лишь обыкновенные люди, и случается, что во время экспедиций возникают осложнения. Такие осложне­ния имели место и во время последней английской экспедиции 1953 года, я этого не отрицаю. Однако из-за того, что экспедиция так прославилась, значе­ние этих недоразумений было сильно преувеличено. Посторонние люди стали преднамеренно извращать истину. В своей книге я не буду ни преувеличивать, ни жаловаться, ни возмущаться, ни извращать. Слишком велик Эверест, слишком дорога мне память о нашем восхождении. Я буду говорить только прав­ду, а правда заключается в том, что происходившие между англичанами и азиатами недоразумения – ничто в сравнении с теми узами, которые связывали нас. Это были узы общей цели, любви и преданно­сти. Те самые узы, которые связывают всех альпи­нистов мира, делают их братьями.

Политика, национальность – как много шуму поднимают вокруг этих понятий! Не в горах, разу­меется; там для этого жизнь слишком непосредствен­на и смерть слишком близка, там человек есть че­ловек, обыкновенный смертный, и больше ничего. За­то потом начинается – политика, споры, раздоры… Не успел я спуститься с Эвереста, как почувствовал это и сам. Тридцать восемь лет я жил, и никому не было дела до моей национальности. Индиец, непа­лец, тибетец – какая разница? Я был шерпа, про­стой горец, житель великих Гималаев. И вот на тридцать девятом году моей жизни меня вдруг при­нялись тянуть и дергать в разные стороны, словно я не человек, а кукла, подвешенная на веревочке. Первым на вершину обязательно должен был взойти я – на ярд, на фут, хотя бы на дюйм раньше Хил­лари. Одним хотелось, чтобы я был индиец, другим – непалец. Никого не интересовала истина, ни­кого не интересовал Эверест – только политика! И мне стало стыдно.

О взятии вершины я расскажу позже. Что же ка­сается национальности и политики, могу лишь пов­торить то, что я сказал тогда же.

Одни называют меня непальцем, другие – индий­цем. Я родился в Непале, но теперь живу в Индии вместе с женой, дочерьми и матерью. Индиец, непа­лец – я не вижу никакой разницы. Я шерпа, непа­лец, но считаю себя также и индийцем. Все мы члены одной большой семьи – Хиллари, я, индийцы, не­пальцы, все люди на свете.