Клаус-Дитер Шруль - Сабах - утренняя заря

В 1970 г. все лодки, за исключением двух, на которых ходят в море его сыновья, у него конфисковали. Он стал членом вновь организованного кооператива. Раньше ему не нужно было работать. Часть своей значительной прибыли этот маленький капиталист отдавал местному шейху. Как он нажил свой начальный капитал? Один из его родственников, работавший за границей, дал ему денег, и он купил себе сначала грузовик, а потом несколько лодок.

Как истинный сын своего племени, этот араб, после того как оказал мне, по его мнению, честь своим рассказом, потребовал ответного дара. Будучи самым богатым человеком в деревне, он имел раньше четырех жен, теперь не может себе позволить больше двух, да и те доставляют ему много неприятностей, пороча его мужской авторитет, сплетничая о нем у колодца или еще где-нибудь, поскольку его мужские возможности основательно поубавились. Я как врач должен ему помочь. К сожалению, приходится сказать, что у меня нет лекарств, которые могли бы вернуть ему утраченную мужскую силу.

Нежно-алый отблеск заходящего солнца озаряет одинокую землю, когда мы отправляемся дальше на север. Над морем круто нависают отроги гор. Далеко, у самого горизонта, виден ярко освещенный танкер. Тени становятся длиннее, и тишину нарушает лишь легкий всплеск волн. На берегу повсюду валяются скелеты акул и других морских животных. В лунном свете они похожи на привидения.

Во время небольшой остановки я нахожу панцирь огромной черепахи, примерно полтора метра в длину и почти метр в ширину. Под панцирем лежит мешок с мелкими раковинами, вероятно оставленный каким-нибудь рыбаком. Навстречу несется собачий лай, и нас останавливает патруль народной милиции. Молодой парень и пожилой рыбак проверяют, кто мы такие. Немного погодя наши машины останавливаются у маленькой старой крепости. Она построена из глины и камней. Через круглую арку входим во внутренний двор, где нас приветствует лихой гарнизон. Керосиновые лампы бросают скудный свет на коричневые фигуры, все одеяние которых составляет фута, за поясом которой заткнут джамбийя — кривой нож. Правда, рядом стоят в боевой готовности ружья. Здание крепости двухэтажное, входят в него через внутренний двор с круглой аркой. Ни окон, ни дверей нет. Прямо на земле лежат циновки. Небольшая лестница ведет наверх. На каждом углу крепости — башни с окнами вроде амбразур, соединенные друг с другом толстой стеной, защищающей от пуль. Местность хорошо просматривается со всех сторон.

Нас приглашают выпить чаю. Под звездным небом при свете керосиновых ламп мы ужинаем вместе с солдатами. Специально для нас они извлекли из деревенского холодильника, работающего на керосине, прохладительные напитки, которые нам приходится пить, хотя обещанный чай доставил бы гораздо большее удовольствие.

Утром в отверстия башен дует прохладный ветер. Нам видна деревушка на берегу, где мужчины и женщины тащат битком набитые рыбой сети. Их обычно забрасывают в море с небольших лодок примерно в 50–100 метрах от берега и затем 10–20 человек, ухватившись за длинные канаты, вытаскивают их на берег.

Для осмотра больных мне предоставили помещение в школе, расположенной недалеко от крепости. Многие показывают мне дорогостоящие лекарства, купленные ими в Адене или кем-нибудь привезенные. Особенно много лекарств, предназначенных для внутривенных и внутримышечных вливаний. Пациенты мои явно разочарованы, когда я говорю, что не всегда целесообразно их принимать. А без назначения врача их вообще принимать нельзя. Некоторым пытаюсь оказать помощь своими лекарствами, и у меня создается впечатление, что они предпочли бы уколы. Нечто подобное я слышал от одного аденского знакомого. Один врач, араб, открыл в каком-то большом городе НДРЙ рентгеновскую клинику. Пользуясь невежеством людей, он за плату делал рентгеновские снимки, и ему хорошо платили, полагая, что рентген — это лечение невидимыми лучами. Торговцы до сих пор, спекулируя на невежестве, продают населению медикаменты по очень высоким ценам.

Закончив осмотр последнего пациента, я собрался было уходить, как вошел рыбак и протянул мне нос рыбы-пилы. Длина пластины-носа — почти 2 метра, толщина — около полутора сантиметров. Ее много водится в водах Южного Йемена. Рыбаки говорят, что сама она никогда не нападает первая, но, если ее заденешь, становится очень агрессивной и оказавшегося рядом человека может серьезно поранить своей пилой.

К полудню мы достигли последней цели нашего назначения — деревни, расположенной у границы с Северным Йеменом, на берегу Красного моря, у входа в Баб-эль-Мандебский пролив (Ворота слез). Когда-то через эти «ворота» проходили суда работорговцев, увозя африканцев в рабство на север Аравийского полуострова. Здесь, между двумя континентами, в проливе, лежит остров Перим — «Гибралтар Востока». Ни одно судно, идущее по Суэцкому каналу, не минует острова. Он предстает перед нами довольно мрачным, с высоко поднимающимися над морем красными скалами, когда мы приближаемся к нему на маленькой рыбачьей лодке. На обратном пути мы огибаем мыс Баб-эль-Мандеб.