Тим Северин - По пути Синдбада

Не удивительно, что тысячу лет назад арабские мореходы считали Южно-Китайское море наиболее трудным участком пути в Китай. Но шквалы все же ничто по сравнению с чудовищными тайфунами, присущими этому коварному морю. Я надеялся, что тайфуны повременят, а вот арочные шквалы «Сохар» не оставили. Два шквала обрушились на корабль 16 июня, три — 17 июня, четыре — 18 июня, два — 19 июня и, наконец, один, последний, — 20 июня. Мы даже научились определять приближение этих шквалов. Как только на небе появлялись зловещие темные облака, мы знали доподлинно, что приближается шквал, и торопились опустить грот, ибо заменить его было нечем. Мы опасались, что сломается грота-рей, главная «движущая сила» нашего корабля, которую следовало беречь как зеницу ока, чтобы прийти в Китай до сезона тайфунов. Мы хорошо понимали, что каждый лишний день, проведенный в Южно-Китайском море, увеличивает вероятность попасть в тайфун, и потому делали все возможное для того, чтобы поскорее завершить наше плавание. В перерывах между арочными шквалами экипаж чинил паруса. В штормовую погоду мы внимательно следили за кливером и бизанью, под которыми шел корабль, чтобы вовремя выявить даже малейший разрыв. Иногда в такую погоду мы убирали все паруса. Но стоило стихии угомониться, матросы занимали свои места, мы поднимали грот, и «Сохар», развив хорошую скорость хода, устремлялся вперед. Вот пройдено за сутки 90 миль, за следующие сутки — 110, еще за одни — 135 миль (последняя цифра так и осталась рекордом суточной скорости нашего корабля).

19 июня во время второго шквала над «Сохаром» пронесся смерч. Это был небольшой смерч — вихрь, крутящийся столб из водяной пыли, сродни тем, которые иногда — что мы воочию наблюдали — шли впереди надвигавшегося на нас шквала, но каждый раз проходили мимо. Однако на этот раз смерч пронесся прямо над кораблем, и мы стали не только свидетелями феномена, но и испытали его воздействие на себе. До этого смерч был хорошо виден, он двигался метрах в пятидесяти впереди полосы дождя. Смерч налетел на судно примерно со скоростью тридцать миль в час, после чего, вращаясь со скоростью два-три оборота в секунду, прошел по палубе полуюта и ушел дальше, по ветру. Смерч застал нас врасплох, и, когда мы оказались в его спирали, наши щеки чувствительно обожгло, сначала одну, затем тут же другую, и в явственном раздвоении этого мига мы услышали странный высокий свист, раздавшийся в наступившей неожиданно тишине, шум моря и завывание ветра, казалось, на мгновение выключили.

В те тяжелые июньские дни наши люди, вопреки моим опасением, не только не пали духом, а, наоборот, воодушевились. Думаю, сказывалось, что мы приближались к конечной цели нашего путешествия (что воодушевляло людей), да и тяжелая изнурительная работа пробудила в членах нашей команды их лучшие моральные качества, их подспудные силы. Каждый член экипажа работал на совесть, делая все возможное для того, чтобы «Сохар» продвигался вперед как можно быстрее. Матросы помогали друг другу, не забывая подсобить и нашему коку, которого в те дни одолевала морская болезнь.

Сумел отличиться и Ричард, но только по-своему. Ему не раз говорили, чтобы он даже не дотрагивался до тросов, так как нередко из-за его неосторожных движений приходилось поправлять такелаж. Видно, по своей рассеянности он об этом забыл, когда в один из тех дней отправился в туалет, находившийся на корме. В это время у руля стоял Абдулла. Ветер изменил направление, и Абдулла оглянулся и обомлел: Ричард неизвестно зачем прихватил с собой в туалет свободные концы всех штуртросов и привязал их к спасательному канату, тем самым сделав румпель неуправляемым и уподобив наше судно автомобилю, у которого во время движения заклинило руль. Создалась опасная ситуация: судно могло броситься носом к ветру, а лавировать при неподвижном руле немыслимо, и потому возникла угроза поломки рея, а то и мачты. Абдулла, изрыгая на арабском языке проклятия, стремглав бросился к туалету и, оттолкнув Ричарда в самый неподходящий момент, принялся развязывать узел. Ему на помощь поспешали оманцы, другие матросы стали отпускать шкоты, предотвращая опасную ситуацию. В поднявшейся суматохе из туалета слышался голос полураздетого Ричарда:

— Я что-то сделал не так? Неужели корабль тонет?.. Ах, извините меня.

Оманцы отнеслись к Ричарду снисходительно. После того как на судне вновь установилось спокойствие, они в тот день, проходя мимо виновника суматохи, лишь укоризненно качали головой и, вздохнув, приговаривали: «О, Ричард!» Оманцы знали, что настоящего моряка из Ричарда не получится.