Тим Северин - По пути Синдбада

Слова Джумаха сбылись в ближайшую ночь. Я спал на палубе в закутке вблизи румпеля, когда меня разбудил голос Питера Ханнема:

— Никак пошел дождь?

— Дождя нет, а вот ветер явно крепчает, — ответил Камис-полицейский.

Полусонный, я скатал свои спальные принадлежности, отнес их в каюту, надел плащ и вышел на палубу, ожидая, что на нас обрушится шквал, подобный тому, что налетел на корабль в Малаккском проливе. Ветер и в самом деле усилился, а на небе появились темные облака. Правда, я не очень встревожился: «Сохар» не раз выдерживал бурю. Однако ветер все набирал и набирал силу, завывая в рангоуте и снастях, отзывавшихся громким скрипом. Пошел дождь. Волнение на море непрерывно усиливалось. С наветренной стороны на судно катились короткие высокие волны, и, когда они подкатывались под судно, корабль кренился, и приходилось хвататься за тросы и леера. Налетел ветер сильнее прежнего, это был не тайфун, но очень коварный ветер, называемый «арочный шквал». И вот высокая волна подкатилась под левый борт корабля, едва не положив его на бок. «Сохар» угрожающе накренился. В подпалубном помещении сорвались с мест ящики и бочонки и со страшным грохотом понеслись по образовавшемуся уклону. Несколько человек упали со своих коек. Вся команда высыпала на палубу. Корабль раскачивался, кренился, грота-рей гнулся от ветра. Следовало уменьшить парусность корабля, и я подал команду:

— Грот на гитовы!

Матросы бросились выполнять приказание, однако при сильном ветре подтянуть к грота-рею тяжеленный намокший парус не удавалось.

— Раз, два, дружно! Раз, два, дружно! — командовал Питер Ханнем, но гитовы не шли, хотя люди старались изо всех сил, сознавая, что, если не убрать парус, грот-мачта может сломаться или корабль — перевернуться.

Тем временем шторм достиг своего апогея. Казалось, все силы ада обрушились на корабль. Яростно завывал ветер, заставляя немилосердно скрипеть рангоут и такелаж, не переставая грохотал гром, сверкали молнии, прорезая огненными зигзагами черные нависшие тучи и освещая беснующееся темное море с его высокими волнами.

— Выбираем! Гитовы пошли! — внезапно послышался чей-то голос.

Кто-то явно поторопился, выдав желаемое за действительное, ибо за этим возгласом раздался оглушительный треск — это порвался верхний, примыкавший к рею край грота; разрыв пошел дальше, и гитовы подняли к рею лишь рваные полосы огромного паруса. Грот вышел из строя, и теперь следовало как можно быстрей опустить на палубу грота-рей с порванным парусом.

Я подал команду:

— Опустить грота-рей! Оставьте гитовы. Теперь от них никакого толку.

Кто-то отвязал стопоры грота-фала, и матросы начали потравливать тросы. Ударяясь о мачту, грота-рей пошел вниз. В начале нашего плавания я бы ни за что не решился, если бы даже возникла необходимость, опускать грота-рей в штормовую погоду, но за время нашего перехода команда набралась опыта, и, хотя спуск рея на палубу был по-прежнему сопряжен с немалой опасностью, эта операция стала команде вполне по силам и в неблагоприятных условиях. При проведении этой рискованной операции каждый знал свое место, свои обязанности. Вот и теперь Салех и Джумах, расположившись на баке, внимательно следили за тем, как на них опускается передний конец грота-рея, чтобы в нужный момент накинуть на него трос и помочь отвести громадину в нужную сторону. За противоположный конец грота-рея отвечал Терри Харди, расположившийся на корме.

Грота-рей медленно опускался, наконец его оттянули к борту и уложили на палубу. Матросы стали отсоединять порванный парус. К рассвету эта работа была закончена. Ветер к этому времени стих, и «Сохар» под кливером и бизанью уверенно шел вперед, хотя, естественно, потерял в скорости. Вскоре перед моими глазами предстала следующая картина: на запасном гроте, поднятом из трюма на палубу и брошенном на снятую с рея рваную мокрую парусину, вповалку, даже не сняв плащей, спали вконец уставшие люди. Плавание в Китай — тяжелое испытание.

В тот день на завтрак мы довольствовались холодной овсянкой, поскольку у Ибрагима начался приступ морской болезни. Поев, принялись за работу: после шторма ее набралось немало. Половина команды работала в подпалубном помещении, где царил полный хаос. Из разорвавшихся во время шторма мешков высыпался горох, повсюду валялись фрукты, по днищу растеклось масло из опрокинутых бутылей, и даже двухсотпятидесятикилограммовый ящик с продуктами оказался сдвинутым со своего места. Другая часть экипажа трудилась на палубе, присоединяя к рею запасной грот.