Ареф Минеев - Пять лет на острове Врангеля

Мы пытались с самого начала ввести в дело приготовления пищи некоторый режим. Нами сообща было выработано недельное меню с определенным чередованием блюд. И, повторяю, первое время Петрик строго следовал заданному расписанию, но потом расписание не выполнялось. Наши воздействия на него в этом отношении к желаемым результатам, как правило, не приводили.

Я и Власова, зная, что Петрик по развитию довольно отсталый человек, сразу же попытались подобрать ему литературу, которая соответствовала бы его уровню знаний. Я дал ему однажды популярную сельскохозяйственную брошюру, написанную в виде занимательных рассказов. Он с интересом ее прочел, но когда я после прочтения, желая выяснить, понравилась ли ему эта книжка и хочет ли он дальше читать по этим вопросам, толковал с ним по поводу прочитанного, он мне ответил:

— Так что-ж, книжка, товарищ начальник, интересная, но чего тут читать об огороде? Огорода-то тут нельзя сделать, все равно расти ничего не будет. Ну, и читать нечего.

И больше он литературы на сельскохозяйственные темы для чтения не брал.

Пытались мы давать ему художественную литературу, но из этого дела тоже ничего не получалось. Дали мы ему книжку, на обложке которой был рисунок склонившейся над могилой женщины и стоящего сзади нее мужчины. Мужчина протянул женщине руку, видимо, желая отвлечь ее от тех горестных дум, которыми она была полна.

Петрик взял эту книжку, но читать ее не стал. Он долго рассуждал сам с собой и задавал нам вопрос:

— Зачем этот чоловик стреляет в женщину?

Сколько мы ни пытались разъяснить Петрику, что никто в женщину не стреляет, что и в книжке нет речи об этом, — на него все это не производило никакого действия. Он твердо стоял на своем.

Только позже для нас стала ясна эта своеобразная навязчивая идея.

Оказалось, что в давнопрошедшие годы его жена, которую он, как видно, любил, покинула его, оставив ему двух малолетних ребят. И он все время после этого жил, наполненный размышлениями о ее уходе.

Выходными днями Петрик, как и все мы, не пользовался. Но потом исключительно для него выходные дни нами были установлены. Мы думали, что беспрерывная возня с кухней отрицательно влияет на его психику, и решили предоставить ему возможность раз в неделю быть совершенно свободным от кухонных обязанностей.

Первые выходные дни Петрик действительно использовал: он с утра брал ружье, одну из ездовых собак и уходил на море или в горы. Но через два или три таких похода он их прекратил и, сколько мы ни старались побудить его полностью использовать выходные дни, ничего из этого не выходило. По существу, отказ его был вполне понятен: Петрик отказался от выходных дней потому, что мертвое море и тундра не давали ему никакого развлечения. Летом, когда тундра оживлена пернатыми, выходные дни могли иметь смысл как дни охоты, зимой же она была невозможна.

К весне состояние Петрика значительно ухудшилось. Он все время оставался мрачным, неразговорчивым и очень часто с трудом понимал задаваемые ему вопросы. Я поручил нашему врачу Синадскому заняться как следует поваром, выяснить, что же с ним происходит и что необходимо предпринять для того, чтобы вывести его из этого сумеречного состояния.

Доктор неоднократно с ним беседовал, осматривал. Петрик охотно на это шел, откровенно рассказывая о своем прошлом, о том, что его волнует. Но из всех его рассказов было трудно сделать какие-нибудь заключения.

Обсудив с врачом положение Петрика, мы пришли к заключению, что однообразная жизнь действует на него угнетающе, что ему необходимо предоставить возможность как-нибудь отвлечься от того круга мыслей и вещей, в которых он жил последнее время.

К нашему приезду на остров там находился промышленник Сергей Афанасьевич Скурихин, вывезенный Ушаковым из Петропавловска-на-Камчатке. Первые три года он жил на острове вместе с женой и дочерью, но с «Литке» он отправил семью на материк и остался один. Его промысловое угодье находилось на мысе Блоссом в 110 километрах от фактории. Петрик хорошо знал Скурихина, они с ним в Петропавловске часто встречались, были на короткой ноге, и, когда к нам приезжал Скурихин за товаром, они часто подолгу вдвоем разговаривали. Мы решили отправить Петрика на мыс Блоссом к Скурихину на 2—3 недели в порядке отпуска.

В один из приездов Скурихина я с ним обстоятельно потолковал, рассказал о наших опасениях касательно Петрика и сказал, что было бы хорошо, если бы больной съездил к нему. Скурихин согласился, заявив мне, что он примет Петрика с большим удовольствием, так как ему одному на мысе Блоссом жить тоже скучно.