Игорь Фесуненко - Бразилия и бразильцы

Гудят станки, движется, вздрагивая, конвейер, руки сами собой делают свое привычное дело, и каждые десять минут — взгляд на большие часы в цехе: скоро ли перерыв на обед?

В одиннадцать часов — гудок. Торопливо жуя, рабочий проглатывает сухой рис, который не лезет в горло, и запивает эту скудную трапезу глотком грязной сырой воды, которую доктора не советуют пить. И снова гудок, и снова работа до вечера, который похож на вчерашний, на завтрашний, на любой другой. Снова электричка, снова объяснения с плачущей, вечно озабоченной женой по поводу очередного вычета из нищенской зарплаты, а потом — в маленьком баре на углу нескончаемый спор о незабитом пенальти, о судье, который подсуживал команде паулистов и украл победу у твоей команды. Для кариок, как и для миллионов остальных бразильцев, футбол — это единственная радость и вечная боль, воскресный отдых и главная тема разговоров в будни. Это — религия, ставшая опиумом, и предохранительный клапан, через который выбрасывается в равнодушное небо над стадионом избыток давления, накапливающийся в бразильском котле.

Бразилия — страна, которая стала вечной обладательницей «Золотой богини», трижды выиграв мировые чемпионаты. Страна, в которой больше футболистов, чем во всех остальных южноамериканских государствах, вместе взятых. Страна, где построены семь из десяти самых больших стадионов нашей планеты. Знаменитая бразильская «Маракана» — крупнейший стадион мира, вмещающий двести с лишним тысяч болельщиков, то есть вдвое больше, чем Центральный стадион имени В. И. Ленина в Москве.

Кроме футбола есть в жизни миллионов бразильцев еще одно светлое окно — это четыре дня карнавала. Целый год в семейные копилки откладываются деньги на покупку карнавальных нарядов и приобретение билетов на карнавальные балы. Чем беднее семья, тем туже ей приходится затягивать пояса в этот предкарнавальный период, длящийся 361 день в году.

Говорят, что в сердце каждого бразильца живет композитор: чаще всего маленький, иногда — настоящий, а бывает — великий. В одном только Рио-де-Жанейро на ежегодный предкарнавальный музыкальный фестиваль представляется три-четыре тысячи «самб» и «маршей». Среди обуреваемых честолюбивыми надеждами авторов этих музыкальных произведений безработные мулаты из фавел и банковские счетоводы, водители такси и студенты, портовые грузчики и «дамы из общества».

Самбе-победительнице уготована завидная судьба: ее поют на всех карнавальных балах и празднествах этого года, а иногда ее жизнь продляется на многие годы, как это случилось, например, с веселой песенкой композитора Андре Фильо «Сидади маравильоза», ставшей гимном Рио-де-Жанейро.

Накануне карнавала горячка достигает апогея. По всем каналам радио и телевидения гремит самба. Карнавальные материалы вытесняют с первых полос газет сообщения о заседаниях Генеральной Ассамблеи ООН. Город лихорадит, власти издают многочисленные предкарнавальные декреты. Один из них обычно регламентирует поведение несовершеннолетних, запрещая им пить алкогольные напитки, носить ножи и кинжалы. Поскольку на взрослых этот запрет не распространяется, по окончании карнавала газеты составляют подробные оперативные сводки: столько-то убито, столько-то ранено и задержано полицией.

Но, несмотря на бурный темперамент бразильцев и их отличную вооруженность всеми современными средствами самозащиты, четыре дня карнавала приносят все-таки куда меньше жертв, чем безумное автомобильное движение. Причины этого две: во-первых, бразильцы очень миролюбивы и доброжелательны, во-вторых, накануне карнавала полиция производит «чистку» города, сажая за решетку хулиганов, бродяг и девиц легкого поведения. Забегая вперед, скажу, что после окончания карнавала — в среду утром — их выпускают. Объединившись в колонну, они тоже проходят с пением самбы по улицам Рио, празднуя свое освобождение. Это карнавальное шествие называется: «А что я скажу дома?»

Итак, начало карнавала, заветную субботу с нетерпением ожидает вся Бразилия. Трудно передать словами, что творится на улицах Рио и других городов страны в этот день. Так же, впрочем, как и в три последующих. Какой-нибудь респектабельный иностранец, попавший в Рио в это время, имеет все основания предположить, что окружающие сошли с ума. Любые сравнения со всемирным потопом, атакой воинственных инопланетян, вторым пришествием или концом света кажутся ему в эту минуту блеклыми и невыразительными. Привычные представления смещаются, и он чувствует, что или должен немедленно обратиться в бегство, или… сбросив пиджак и галстук, окунуться с головой в эту завораживающую и опьяняющую вакханалию, в этот «праздник инстинктов, когда все социальные и прочие различия отброшены прочь и растоптаны веселящимся народом», как сказал о самбе шведский писатель Артур Лундквист. «Ежегодно празднуемое бракосочетание Бразилии и Африки, культ смешения черной крови невольников, белой крови европейских эмигрантов и фиолетовой крови индейцев» — так писал о карнавале француз Пьер Рондьер. «Один из величайших спектаклей народного искусства» — назвал его американский журнал «Лайф».