Пэтси Адам-Смит - Охотники на лунных птиц

Гроб стоял на четырех стульях из кухни Уны.

Когда Чарли закончил службу, мужчины снова поставили гроб на телегу, и вся процессия направилась к кладбищу. Впереди шагал небольшого роста дряхлый могильщик Аки Мэнселл. Он еле двигался и все время отставал от старой лошади. Казалось, что не он ведет лошадь, а она подталкивает его сзади. Лошадь даже наклонилась над ним и ткнула его носом. Тогда старик, словно высеченный из красного дерева, понимая важность своего положения, оттолкнул голову лошади. Однако дорога (ноги тонули в глубоком песке) так вымотала Аки, что, пока шли к кладбищу, он уже не сопротивлялся, когда лошадь опускала ему голову на плечо.

За подводой шло все население острова, дорога была узенькой, и люди шагали через кусты по обе стороны дороги. Два мальчика расшалились и стали бросать друг в друга камешками, однако матери быстро одернули их.

— Ведите себя как следует, а то вас увезут с острова, — строго прикрикнули они на детей. Они сказали это так, будто «увезти с острова» было самым большим наказанием.

На кладбище уже была готова могила глубиной около двух метров. Почва здесь твердая, и не всегда удается вырыть глубокую могилу.

Снова слово взял Чарли Сэвилл:

— Господь бог говорит, что тот, кто верует в него, продолжает жить и после смерти.

Вокруг были могилы детей и моряков. На одной из «их виднелась надпись:

Спи, мой любимый. Спи и будь спокоен. Священной памяти Адама Ньюита, утонувшего 13 октября 1895 года в возрасте 49 лет.

Рядом я увидела другое надгробие со словами:

Памяти капитана Джеймса Маллигана, утонувшего во время крушения 40 лет от роду. 13 октября 1895 года. Также памяти Оскара Акленда из Швеции. Покойтесь в мире.

Могилу Джорджа уже зарыли. Женщины и дети подошли и возложили на нее венки и цветы. Среди них виднелись и букетики из хрупких полевых цветов. Это был печальный день, ведь все здесь знали покойного, многих связывали с ним родственные отношения. На Кейп-Баррене только одного Чарли звали мистером. Мистер Сэвилл получал зарплату за то, что обучал в школе около тридцати учеников. Однако на этом круг его обязанностей не замыкался. Одновременно он выполнял функции констебля, священника, могильщика, радиооператора и механика местной электростанции мощностью четыре с половиной лошадиные силы (она подавала электричество в церковь и в здание школы). Сэвилл был также библиотекарем, уполномоченным во время проведения выборов и даже сапожником. Ему приходилось резать овец, доить коров, выращивать овощи, по необходимости становиться адвокатом, выполнять светские обязанности, заниматься финансовыми вопросами. Искусный лодочник, он доставлял островитян на суда, которые не могли подойти к пристани.

Местные жители рассказали, как однажды с пристани упала корова и Чарли нырял за ней. О нем говорили: «Этот умеет все». Капитан местной футбольной команды подзадорил команды «белых» с острова Флиндерс бросить вызов кейп-барренцам. Во время игры возбужденные островитяне кричали:

— Молодец, Чарли, так их!

Его жена Уна вела в школе уроки кройки и шитья. Она играла в церкви на органе, ухаживала за больными. Многое умела жена Чарли, на каждом шагу она демонстрировала навыки, которые так необходимы женщине в повседневной жизни.

Как-то ночью, когда мы уже крепко спали, раздался громкий стук в дверь. Это пришел один из Мейнардов. Дело в том, что у них заболел отец. Он попросил Уну, чтобы она поехала с ним к отцу, так как старик мучился уже несколько дней.

— Почему они раньше не прислали за вами? — удивилась я.

— Не знаю. Вы не представляете себе, что такое быть медсестрой па острове, — сказала мне Уна, когда мы вместе с Мейнардом усаживались в телегу.

По дороге нас швыряло из стороны в сторону, трясло, подбрасывало, и санитарная сумка Уны подпрыгивала. Когда мы свернули с дороги, со всех сторон нас обступили деревья. Приходилось то и дело пригибать голову, чтобы ветки не оцарапали лицо. Телега громыхала, тряслась и раскачивалась.

За деревьями дома не было видно. Не представляю, как он выглядел при дневном свете, но ночью мне показалось, что дом прячется в густом кустарнике. Придерживая ветки, возница жестом пригласил нас в дом. Своим домашним он крикнул:

— Она здесь.

Сгибаясь в три погибели, мы еле протиснулись в низенькую дверь. Уна приступила к работе при тусклом, мерцающем свете. Старик лежал на полу. Заболевание его не было серьезным. В этой комнате находилось еще несколько человек. Их присутствие скорее угадывалось, чем ощущалось, хотя никаких звуков они не издавали. Я стояла, боясь шелохнуться. Вдруг прямо возле моего уха кто-то закашлял. Мне показалось, что кашель раздался где-то под потолком. Я взвизгнула и отскочила в сторону.