Поль Брантон - Путешествие в сакральный Египет

Благодаря тому покою, в который я привел свои мысли, я стал более явственно ощущать и покой, царивший вокруг. Мир с его шумом и суетой казался таким далеким, будто и вовсе не существовал. Ни единого звука не доносилось до меня из темноты. Тишина — вот истинный повелитель Великой пирамиды; тишина, установившаяся еще в доисторические времена и которую не в силах победить даже разноязыкий гомон туристов, ибо каждую ночь она возвращается вновь и вновь, вселяя благоговейный страх своим безраздельным могуществом.

И тут я решил загадку необычной атмосферы Царской комнаты. Люди с повышенной чувствительностью всегда реагируют подобным образом на обстановку древних зданий, и я тоже, судя по всему, не стал исключением из этого правила. Это ощущение становилось все более отчетливым, постепенно погружая меня в беспредельную древность и изгоняя из моей памяти всякие воспоминания о двадцатом столетии. Я же, следуя своему первоначальному намерению, вовсе не пытался противостоять этому ощущению, но напротив, позволял ему беспрепятственно нарастать.

Но тут в меня исподволь закралось еще одно странное ощущение — мне показалось, что я здесь не один. Я почувствовал, что под покровом непроглядной тьмы рядом со мной пробуждается еще что-то одушевленное, что-то живое. Это было смутное, но вполне различимое ощущение. Должно быть, именно «оно», вместе с иллюзией возвращения в прошлое, настроило мое сознание на «психический» лад.

Однако это смутное ощущение непонятной, чужой, пугающе пульсировавшей в темноте жизни со временем так и не стало ни на йоту определеннее. Час проходил за часом, а ночь, вопреки всем моим ожиданиям, не принесла мне с собой ничего, кроме холода. Три последних дня я постился, чтобы усилить этим свою чувствительность, но следствием моего воздержания стало только то, что я очень быстро замерз. Сквозь узкие вентиляционные шахты в Царскую комнату проникал холодный воздух, и моя легкая одежда была отнюдь не самой надежной защитой от него. Все мое озябшее тело сотрясала мелкая дрожь. Мне пришлось подняться и надеть на себя куртку, снятую всего лишь несколько часов назад оттого, что в пирамиде было слишком жарко. Таким бывает климат на Востоке в определенные времена года: днем стоит тропическая жара, а ночью наступает сильное похолодание.

По сей день еще никому не удалось отыскать выходы вентиляционных каналов на поверхности пирамиды, хотя предположительное их местонахождение известно. Некоторые египтологи даже сомневаются в том, что эти каналы вообще выходят на поверхность, но тот факт, что я совершенно замерз в пирамиде ночью, надеюсь, развеет их сомнения.

Я снова уселся на свой камень и попытался во второй раз подчиниться подавляющей мертвенной тишине и всепоглощающему мраку Царской комнаты. С умиротворенной душой я ждал и надеялся. Почему-то вдруг совершенно некстати вспомнилось, что где-то к востоку от меня проложен сквозь пески и озера Суэцкий канал, и величавый Нил течет с юга на север, образуя спинной хребет всей этой страны.

Могильная тишина и присутствие поблизости пустого каменного гроба плохо способствовали успокоению нервной системы, да еще и кратковременный перерыв в неподвижном ночном бдении, сделанный мной, чтобы одеться, словно нарушил покой этой комнаты, ибо я очень скоро заметил, что смутное ощущение присутствия рядом какой-то невидимой жизни переросло в абсолютную уверенность. Возле меня и в самом деле пульсировало что-то живое, хотя я и не видел в темноте абсолютно ничего. Мысль об этом заставила меня в полной мере ощутить всю неприкаянность и беспомощность своего нынешнего положения. Я сидел в полном одиночестве в этой жуткой комнате, вознесенной над поверхностью земли более чем на две сотни футов — выше всех в миллионном Каире, окруженный беспросветной темнотой, брошенный и покинутый в этом странном здании, стоящем на самом краю пустыни, простирающейся далее на запад на сотни миль. А вокруг этого здания — очевидно, самого старого во всем мире — раскинулся мрачный, загроможденный могилами некрополь древней столицы.

Обширное помещение Царской комнаты вдруг представилось мне — человеку, глубоко проникшему в тайны психики и оккультизма и в секреты магии и колдовства Востока — наполненным невидимыми существами — духами, охранявшими это древнее здание. Казалось, что вот-вот из мертвой тишины раздастся какой-нибудь призрачный голос.

Теперь я был даже благодарен тем древним строителям за то, что они оставили здесь эти узкие вентиляционные шахты, обеспечивавшие хоть и слабый, но постоянный приток холодного свежего воздуха в эту древнюю комнату. И даже то обстоятельство, что воздух, прежде чем добраться сюда, проходил почти триста футов сквозь толщу пирамиды, не делало его менее желанным. Я — человек, привыкший к одиночеству, и даже более того — любящий одиночество, но в уединении этой комнаты было что-то пугающее и сверхъестественное.