Георгий Ушаков - По нехоженной земле

Сегодня исполнился месяц, как мы распрощались с Васей Ходовым и покинули нашу базу. Тогда я в душе рассчитывал закончить этот маршрут в течение месяца. Действительность оказалась несколько хуже. Одометры показывают, что мы прошли только 563 километра. До базы или до продовольственного склада на мысе Серпа и Молота наберется еще 300 километров. При хорошей погоде мы сумеем пройти со съемкой это расстояние в одну неделю. Но можно ли рассчитывать на погоду?

Я только что подсчитал остающиеся запасы собачьего корма, хватит еще на полных 10 суток, а продовольствия нам — на полмесяца. Правда, некоторых продуктов на этот срок нехватит, но голодать все же мы не будем.

Хуже всего, что уходит время.

Приближается настоящая весна. Сегодня слышали чириканье пуночки. Увеличивается опасность, что до начала распутицы мы не успеем начать второго маршрута и проскочить через Землю на ее восточный берег.

7 часов. Около полночи туман начал рассеиваться. Мы уже не сомневались в том, что скоро сможем выйти, и начали собираться в путь. Однако через час опять повалил густой снег, и все окутал туман еще плотнее прежнего. И до сих пор ничто не меняется.

Только что провел утренние наблюдения. Вот результаты: атмосферное давление — 751,1; температура — 3,5°; северный ветер — 3 метра в секунду; снег, туман; видимость — 30 метров.

Будет ли конец этому?

Томительно сидеть на одном месте. Маршрутные работы и по своему характеру и по своей сущности очень динамичны. Исследователь беспрерывно находится в движении. Каждый день, каждый час он видит что-нибудь новое, особенно в таких местах, как наши, где еще не бывал человек. Мы с волнением приближаемся к каждому новому кусочку земли, к каждому новому мысу. Всегда хочется поскорее заглянуть за него, увидеть продолжение берегов, их характер, строение, жизнь. Это желание не дает покоя, гонит вперед. И как охотно мы ему подчиняемся! Как бы тяжел ни был путь, мы почти никогда не останавливаемся, не взглянув на встретившийся мысок или не дойдя до намеченного пункта.

Такими чувствами живешь весь день. Лагерь каждый раз на новом фоне. То около палатки возвышается утес, упирающийся вершиной в низкую полярную облачность; то голубая стена айсберга; или во все стороны расстилается ледяная равнина — белая, беспредельная, захватывающая своим простором.

Хорош бывает последний час перед сном. Лагерь давно устроен, собаки накормлены, все заботы кончились, покой охватывает стоянку. Прислушиваясь к окружающей тишине и к томящей усталости в теле, принимаешься за записки и открываешь журнал съемки. Здесь каждая точка, каждый ход, каждая линия подкреплены цифрами. Следя за нанесенной на бумагу извилистой чертой берега, вновь видишь пройденный участок. Эти линии родились только сегодня, но будут жить века на карте твоей родины, пока волны моря, работа ледников, выветривание и геологические процессы не изменят их или не преобразит их вида сам человек, меняющий лик Земли быстрее самой природы. И засыпаешь с отрадным чувством удовлетворения окончившимся днем.

Лагерь давно устроен, собаки накормлены, все заботы кончились, покой охватывает стоянку.

В этом прелесть путешествия. В этом романтика работы.

Она в постоянном движении вперед, в познании того, что еще вчера было неизвестно на родной земле, в ожидании завтрашнего дня, вновь повторяющего все эти переживания.

Поэтому-то и тяжелы так вынужденные задержки.

Конечно, тоскливо подсчитывать остающиеся продукты и вычислять сотни километров неизвестного ледяного пути до продовольственного склада или, просыпаясь, видеть, что погода никак не оправдывает твоей надежды на хороший переход. Но тяжелее всего сознавать бесплодную потерю времени и нового трудового дня. Помогает только крепкая вера в то, что никакие силы природы не могут помешать настойчивому человеку, верному своему долгу, рано или поздно прийти к цели…»

Записи были прерваны 24 мая.

Около полуночи туман начал редеть, видимость улучшилась, и мы немедленно покинули опостылевшую стоянку. Небо еще оставалось покрытым темносерыми низкими облаками. Но они нам не могли помешать.

Сани шли необычайно легко. Полозья бесшумно скользили по тонкому слою только что выпавшего снега, покрывшего крепкий весенний наст. Зимой, при низких температурах, такая пороша заслуживала бы проклятия, а теперь ничего не доставляла, кроме удовольствия.