Утром, поеживаясь от холода, выбрались из кукулей и двинулись вперед. Весь день шли по рыхлому снегу. Местами горы точно сжимали реку, образуя глубокие ущелья с отвесными каменными стенами. К вечеру сильно дали себя чувствовать 30 километров изнурительного пути. Скользя по склону и проваливаясь в глубокий снег, путники взобрались на берег и разбили палатки. Температура упала до —45°.
Развели большой костер и, сняв меховую одежду, выморозили ее и выбили изморозь. Переобулись в сухие чижи, и только Дорошенко настолько устала, что, выпив чаю, сразу же залезла в спальный мешок, не переодеваясь.
Елизарыч рассказывал, как до революции приезжали сюда американцы и проводили геологопоисковые работы под руководством женщины «мисс Кэлли». Рассыпавшись но всему бассейну реки, отдельные геологические партии американцев заходили далеко в горы, пробираясь на лодках и пешком.
— Вот тогда американский профессор и говорил, что полезно жевать табак, так как он хорошо рот очищает, — закончил Елизарыч, перекладывая жвачку за другую щеку.
— Ты вот попробуй, хорошо получается, — предложил он Меньшикову.
— Нет, спасибо, я уж лучше чаю еще выпью.
Перед сном Меньшиков подошел к собакам посмотреть, не перепуталась ли упряжка. Передовой Нэ медленно приподнял голову и безразлично посмотрел на человека. Около него лежала нетронутая юкола. Обеспокоенный Меньшиков позвал Елизарыча.
— Чего-то пес не ест!
Елизарыч подтолкнул ногой рыбу к самой морде собаки. Нэ отвернулся. Елизарыч осмотрел его и отстегнул от потяга. Собака дрожала и пошатывалась на ногах, а ведь всего час тому назад она работала наравне со всеми другими. Заболевшему Нэ устроили место на нарте, положив рядом с ним рыбу.
Утром рыба оказалась также нетронутой. Собака лежала без движения, Нэ был лучшим передовиком и особенно хорошо работал в глубоких снегах. Вставал вопрос — как поступить с ним дальше? Везти с собой больную собаку не представлялось возможным: упряжка и без того едва тянула нарту.
— Оставим здесь, может отлежится и догонит, — посоветовал Елизарыч.
Тяжело было бросить Нэ на произвол судьбы, но другого выхода не было. Меньшиков оставил рядом с собакой вчерашнюю «норму» юколы, снял атлык и наклонился к Нэ, чтобы погладить его на прощание. Нэ лизнул руку Меньшикова и печально смотрел на приготовления к отъезду. Все надеялись, что, когда тронется упряжка, Нэ может быть пойдет сзади.
Отъехав шагов на 50, оглянулись. Пес лежал, вытянув шею, и смотрит вслед. Позвали его, собака подняла на мгновение голову и опять уронила ее в снег. Елизарыч уже скрылся за поворотом. Скверно стало на душе. Стараясь не думать о Нэ, Меньшиков зашагал рядом с нартой.
В полдень вышли на широкую каменную россыпь. Елизарыч еще издали заметил в устье ручья невысокий столб с прибитой к нему доской. Подошли ближе. На куске фанеры оказалась надпись геолога Попова с заявкой на участок в пользу АКО, датированная маем 1928 г.
От столба надо было свернуть о реки Бараньей и итти вверх по ручью. Вскоре перевалили через россыпь и вышли в широкую долину. Ровные, точно подрезанные ножом, вершины огромных гор остались позади. Каменные громады образовали в верховьях долины цирк, на склонах которого переливал разноцветными огнями освещенный лучами солнца снег.
Через невысокий перевал по лесу вышли на речку без названия, впадающую в реку Ворожея. Местами из-под снега выступали озера. Горы отступили.
По льду собаки бежали легко, и нарты быстро двигались вперед. В лесу приходилось опять становиться на лыжи и помогать собакам. Перед вечером в пойме появились ива и душистый тополь. Солнце скрылось за горами, спустились сумерки. Склоны были покрыты снегом, и выходы горных пород нигде не встречались. Собаки, точно чувствуя приближение отдыха, несмотря на глубокий снег, шли очень быстро. На опушке зарослей то и дело взлетали куропатки, которых стреляли из малопульки. Часто белый комок, трепыхаясь, падал в снег; скоро около десятка куропаток было уже привязано к нарте. Становилось все темнее. Не останавливаясь, шли дальше: хотелось дойти до поварни, чтобы не ночевать под открытым небом. В зарослях протоки во всех направлениях пересекались спутанные троны зайцев и песцов. Елизарыч прокладывал в глубоком снегу дорогу. Ногу он ставил как-то особенно, с вывертом, и очень быстро подвигался вперед. Там, где позволял снег, он бежал на лыжах, и его фигура, сливаясь с темным фоном леса, таяла впереди. Стало настолько темно, что глубокий лыжный след едва различался. Когда собаки чересчур отставали, издалека доносился резкий свист Елизарыча — упряжки снова ускоряли свой шаг. В темноте ветки деревьев задевали по лицу и больно царапали кожу. Заросли ивы на протоках стали еще гуще. Силуэты гор слились с темным небом, и только звезды мерцали вверху.
Читать дальше