В. Васильев - Два года в тундре

Когда головные быки зашли в загородку, тишине настал конец. Люди с громкими криками погнали задние ряды. Все стадо ринулось за передовиками к соблазнительному выходу. Настал черед Марии, которая выскочила из-за прикрытия и перегородила дорогу оленям. На помощь Марии пришла жена Пиненкэу.

Внутри загородки в кучу смешались рога, головы и ноги. Пастухи бесстрашно вошли в круг, начали выводить оленей и запрягать их по одному в каждую нарту. С этим делом провозились часов до двух. Наконец все было готово и караван разбит на звенья. Впереди каждого звена помещались легкие санки звенового вожатого, запряженные парой быков. Кавранто один уехал вперед; след его санок должен был указывать путь каравану. Ему же вменялось в обязанность назначать места для ночевок и корма оленей.

Караван растянулся более чем на километр. У Тепенкау и Кавранто в трех звеньях было около полсотни нарт. Тридцать нарт экспедиции также оказались разбитыми на три звена, во главе которых стали Рентыургин, Первак и брат Тепенкау — Тепеней. Скляру запрягли пару ламутских оленей и показали, как надо пользоваться погонялкой, ибо ему предстояло разъезжать отдельно от всего отряда в поисках обнажений. Мария подвязала к ногам лыжи-снегоступы. До приезда Васильева ей поручалась шагомерная съемка, так как одометр должен был привезти Гаврилыч, а пока расстояния приходилось измерять шагами.

Сзади всех гнал табун брат Кавранто.

Ровным полотном лежала впереди дорога по правому берегу реки Белой. За три дня отошли от Усть-Белой не более чем на 25 километров. Двигались настолько медленно, что Скляр заподозрил какие-то козни со стороны Тынян-Пиляу. На четвертый день закрутила такая пурга, что даже в пологу казалось, что вот-вот разнесет ярангу. На пятый день примчался сам старик. Его выдержки как не бывало. Он что-то долго сердито говорил Рентыургину, пока женщины ставили для него отдельный полог. Оказалось, что у старика взяли оленей по исполнительному листу, и теперь он начал изливать свое горе перед Скляром. Тынян-Пиляу не забыл сказать и о том, что вот, мол, хотел он продать еще несколько оленей для экспедиции и послать одного из своих сыновей на все время кочевки, но теперь нс может этого сделать, так как вместе с отобранной тысячей быков ушел от него и пастух с семьей. В заключение старик пожалел, что продал таких хороших быков. Он уже не интересовался, как прежде, экспедицией и даже приказал Кавранто нс подходить близко к Мухоморной, не желая встретить Чекмарева, на которого он больше всего злился за то, что, благодаря его разъяснительной работе, местный совет запретил Кавранто заниматься перепродажей мехов. Повидимому, Кавранто вел большие торговые операции. Однажды, когда Первая нечаянно опрокинул примус и керосин потек под шкуры, жен щины вынуждены были раскрыть нарту Кавранто, причем обнаружилось, что она была наполнена самыми первосортными пыжиками.

Рентыургин вдруг заболел. Он долго крепился, но температура поднялась до 40° и начались озноб и рвота. Пришлось отправить его в Усть-Белую вместе с Тынян-Пиляу. Отряд остался без «языка». Двигаться стало труднее. Необходимо было держаться ближе к горам, синеющим слева, по Кавранто упорно уклонялся вправо, к реке, ссылаясь на то, что в горах, мол, очень плохие корма.

Весна торопилась. В полдень снег начинал подтаивать, а за ночь образовывалась плотная корка наста. Солнце светило в спину, так как караван шел вдогонку своей тени на север.

Однажды ночью партию нагнал Чекмарев, сообщивший, что Гаврилыч уже проехал на Мухоморную. От Усть-Белой до Сталино было всего лишь 100 километров, но на этот переезд затратили тринадцать дней. Кавранто не торопился; он мог в любую минуту бросить партию, но видимо считался с тем, что получил вперед плату.

Наконец открылись знакомые по зимней поездке Мухоморинские утесы. Первак уже освоил пастушьи навыки. Правда, у него не было еще той ловкости, которой гордятся чукчи, и его чаат нс летал но воздуху безукоризненно правильными петлями и не ложился так ловко вокруг шеп бегущего оленя, но все же было теперь ясно, что старожилы напрасно пророчили отряду неудачу.

Рентыургин нагнал партию у поселка. Он переболел оспой-ветрянкой и, не дождавшись полного выздоровления, ушел из больницы. С Василием Гаврилычем караван чуть было не разминулся в пути. В Маркове ему удалось нанять одну упряжку собак. Это сделать было нелегко, так как камчадалы разъехались в Пенжино и Каменское подкармливать «собачек». Корма в Маркове почти не было, и собакам выдавали половину, а иногда даже и одну треть нормы. Ехать Васильеву надо было во что бы то ни стало, чтобы не подвести партию Скляра. Меньшиков выделил Гаврилычу из своих небольших запасов часть юколы и собрал еще одну упряжку. Скляр поджидал Васильева и радиста к 1 апреля, но им удалось выехать только 30 марта, причем на переход до Усть-Белой требовалось 4 дня. Чтобы заставить собак двигаться быстрее, приходилось слезать с нарт и самим бежать за ними вдогонку. Такой метод «езды» был для Ва сильева делом привычным, так как всего две недели тому назад он получил хорошую тренировку, идя за нартой от Маркова до Еропола на протяжении 100 километров.