Владимир Санин - Новичок в Антарктиде

– Завтра входим в Бискайский, – закрывая глаза и содрогаясь от воспоминаний, говорил знаток. – Гарантирую штормягу в десять баллов. Там по-другому не бывает.

– Никогда? – замирая, спрашивали новички.

– Почему никогда? – вроде бы оскорблялся знаток. – В прошлом году были все двенадцать баллов. Желчью травили. Помню, один чудак до того дошел, что за борт хотел выброситься. Пришлось связать. – И с наслаждением косился на зеленеющих от страха новичков.

И, представьте себе, ужасный Бискайский залив, где и в самом деле злостно хулиганят безнаказанные штормы, залив, дно которого усеяно обломками разбитых бурями кораблей, – был тих, как Чистые пруды в Москве в безоблачную летнюю погоду, Новички приходили в себя. Но едва их бледные лица успевали покрыться легким румянцем, как знаток, эта зловещая Кассандра, вновь пророчествовал:

– Сороковые широты – пробовали? Готовься, братва, звать маму. Десять раз их проходил – десять раз выворачивался наизнанку. Помню одного чудака, косая сажень в плечах, мастер по штанге. Как вышли из штормяги – скелетом мог работать в анатомическом музее.

– И там никогда не бывает штиля? – стонали новички.

– В сороковых широтах?! – Знаток начинал имитировать умирающего от смеха человека. – Тогда рубите меня на филе и бросайте акулам!

Неистовые, бушующие, опаснейшие для мореплавателей сороковые широты встретили нас так, словно решили искупить свою вековую вину перед человечеством. В жизни еще я не видел столь абсолютно спокойной водной глади. Взяв на камбузе ножи для обработки мяса, мы пошли разыскивать знатока, но тот наглухо заперся в каюте. Не хотелось ломать дверь – вот единственная причина, которая лишила местных акул вполне заслуженного ими лакомства.

– Сороковые – пустяки, – вещал знаток, когда ножи были отнесены обратно на камбуз. – Вот пролив Дрейка – это да! Помню одного чудака…

– …такого же отпетого брехуна, – подсказывали уже обстрелянные новички.

– Как желаете, мое дело – предупредить, – сухо говорил знаток. – Так вот. Прошлый раз, помню, мы входили…

– …в пивную…

– …в залив Дрейка, волны были высотой…

– …с Эльбрус!

– Тьфу! Пропадайте пропадом!

Над знатоком хохотали, и зря: в проливе Дрейка нас действительно тряхнуло, только на обратном пути.

Мы оставили за собой Бискайский залив и вошли в Атлантику. С каждым часом становилось все теплее. Минуло десять дней – и мы из осени забрались в лето, которое через две недели сменит зима, то есть не зима, а лето, поскольку в Антарктиде все наоборот. Привычный с детства календарь полетел вверх тормашками – какая-то лихая пляска времен года.

Все повеселели. Вчера днем на палубе стучали топоры – под руководством боцмана Алексеева из досок и брезента сооружались два бассейна. Двадцатые числа ноября, в Москве на зимние пальто переходят, а мы гладим шорты.

Утром Игорь Петрович Семенов уволок меня на верхнюю палубу наслаждаться восходом солнца. Сначала на горизонте виднелась преломляющаяся багрово-желтая полоса, и вдруг без всяких предупреждений из моря вынырнул и начал быстро увеличиваться в размерах золотой диск. Зрелище для богов.

– Красотища? – спросил Игорь Петрович.

– Здорово, – согласился я.

– Ну тогда будет не так обидно, – сказал Игорь Петрович.

– Что не будет обидно? – спросил я.

– Стирать рубашку, – пояснил Игорь Петрович.

Я отскочил от троса, на который изящно опирался – так и есть, рубашка в мазуте, масле и еще какой-то дряни! Терпеливо подождав, пока я не кончил оскорблять трос, Игорь Петрович произнес.

– «Стал на ноги человек. Подпоясывался не лыком по кострецу, а московским кушаком под груди, чтобы выпирал сытый живот». Откуда? О ком?

– Том первый, Ивашка Бровкин начал делать карьеру, – без раздумий ответил я. – Ваша очередь: «Хотя Имярек уже по смеху угадал, что приехал не на беду, но продолжал прикидываться дурнем… Мужик был великого ума…»

– «Мужик был великого ума…» – Игорь Петрович даже языком поцокал от удовольствия. – Музыка!

– Нет, не выкручивайтесь, говорите откуда, – допытывался я.

– Каждый ребенок знает, – отмахнулся Игорь Петрович. – Петр с Алексашкой и собутыльниками приехал к тому же Ивашке Бровкину сватать Саньку. Посложнее вопросы задавайте, вольноопределяющийся!

Как-то в одном разговоре случайно выяснилось, что мы оба – Игорь Петрович и я – любим одни и те же книги: «Петра Первого» и «Похождения бравого солдата Швейка». Отныне, встречаясь, мы изо всех сил старались уличить друг друга в невежестве, но без особого успеха, так как книги эти были читаны раз по двадцать и местами запомнились чуть ли не наизусть. Меня Игорь Петрович прозвал «вольноопределяющимся» – в честь незабвенного батальонного историографа Марека, и постоянно подшучивал над моими блокнотами. Стоило ему увидеть, что я делаю какую-либо запись, как он начинал декламировать: