Джон Рёскин - Оливковый венок

В третьей лекции, прочитанной в военной академии, Рёскин говорит о войне как о том занятии, которое может быть воспето поэтами и поддержано художниками. Но для этого войны должны освободиться от бремени упадка, начавшегося в эпоху Возрождения, когда они стали истощать государства. Такого не должно быть, ведь офицеры – благородный слой, всякий, кто во цвете лет свободы верный воин, – и образуют костяк чести для любого государства. Поэтому надо перестать вести войны, которые только обогащают войско и его руководителей, но начинать лишь те, в которых выяснить отношения можно с наименьшими потерями. Лучше дуэль немногих профессионалов на поле боя, чем блокада, голод, политические интриги и союзы, разоряющие землю, угнетающие людей и природу. Рёскин, опять же, еще не пацифист, каким он станет позднее, он пока просто сторонник прямоты выяснения отношений. Люди либо научатся прямо воевать, ничего не скрывая за душой, либо им лучше не отягощать собой землю.

Наконец, четвертая лекция Рёскина показывает, что труд не разрушает природу, но бережет ее. Что настоящий труд – это одна из форм подражания природе, наравне с другими формами, такими как танец, песня или пророчество. Если русский поэт призывал деревья читать стихи Гесиода, то в мире Рёскина уже пастухи Феокрита расположились в тени деревьев, потому что деревья шумят так, будто вдохновились его стихами. Труд – лишь одна из нитей, вплетенных в ковер песни. Это не делает труд более легким, но делает его разделенным с лошадьми и машинами, друзьями и советчиками, природой и избытком собственных сил, поддержанных дружелюбивой тренировкой собственного организма. По сути, Рёскин обосновывает своеобразный «фитнес» как основу труда, напомню, что это важное слово теории Дарвина – то, что мы переводим как «приспособление» к природным условием (будто растения и животные – ленивые умом приспособленцы), в оригинале называется «фитнесом», годностью, умением быть на высоте природы с ее неумолимо прекрасными желаниями.

Переводчик этой книги, как и многих других книг Рёскина, Лев Павлович Никифоров, был толстовцем, сотрудником издательства «Посредник», где и издал некоторые переводы из Рёскина, например его сказку «Царь золотой реки». Биография Л. П. Никифорова была более чем драматична. Происходил он из пензенских дворян, в студенческие годы в Петербурге присоединился к кружку Нечаева, выполняя поручения последнего, в частности поддержание постоянных отношений с московским подпольем. По делу Нечаева в 1869 г. он был арестован, и только поручительство отца спасло его от каторги, хотя несколько лет он провел в ссылке. Женат он был на Екатерине Засулич, сестре Веры, в 1865 г. участвовавшей в создании швейной мастерской по модели, известной из романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?». Под надзор полиции она попала сразу после покушения Д. В. Каракозова на императора в 1866 г. – Каракозов был двоюродным братом руководителя и идеолога швейной мастерской, утописта Н. А. Ишутина, тоже пензяка, так же как и Нечаев учившего о допустимости политических убийств. Деятельность Нечаева и Ишутина была важной темой для всей магистральной русской литературы: «Что делать» Чернышевского и его спор с Тургеневым, «На ножах» Лескова как ответ на «Что делать», «Бесы» и «Братья Карамазовы» Достоевского (сама фамилия Карамазов рифмуется с Каракозов, и в продолжении романа Алеша должен был стать революционером), наконец, «Живой труп» и «Фальшивый купон» Толстого – обе эти вещи опубликованы посмертно, что говорит о том, насколько литература не вмещает действительность, – все эти разножанровые произведения свидетельствуют о том, сколь глубоко русская литература пережила драму столкновения с радикальной мыслью, с тем, что Г. П. Федотов позднее назвал «идейностью и беспочвенностью» интеллигенции. Екатерина Никифорова разделила с мужем ссылку в Солигалич, едва заметный город с первой в Центральной России водолечебницей, в котором уже давно гнали деготь вместо добычи соли, стояло несколько скучных домов за обширными огородами, но разве что, как и в Москве, были Красная площадь и радиально-кольцевая планировка улиц: раннее присоединение этих костромских земель к Москве давало о себе знать. В 1880 г. вернулся на родину, стал мировым судьей, несмотря на судимость и полицейский надзор; тогда же стал переписываться с Львом Толстым, сделавшись одним из первых убежденных толстовцев.

Рёскина Никифоров стал переводить по совету Толстого, как и, скажем, Мопассана; также по совету писателя вел дневник чтения, делал многочисленные выписки, а в 1905 г. выпустил сборник «Афоризмы и избранные мысли Л. Н. Толстого». С 1895 г. он жил в Москве, зарабатывал только переводами и издательской деятельностью.