Карл Саган - Миллиарды и миллиарды - Размышления о жизни и смерти на рубеже тысячелетий

С практической точки зрения это бесполезное рассуждение. Менее 1 % зарегистрированных абортов в США совершаются на последних трех месяцах беременности. (И то, при ближайшем рассмотрении, большинство таких случаев оказываются результатом невынашивания или ошибки в определении срока.) Тем не менее аборты в третьем триместре позволяют оценить границы применимости установки на свободу выбора. Включает ли «естественное право женщины распоряжаться своим телом» право на убийство почти доношенного плода, фактически ничем не отличающегося от новорожденного ребенка?

Мы считаем, что многих сторонников репродуктивной свободы хотя бы иногда беспокоит этот вопрос. Но они уходят от него, поскольку это первый шаг на шаткую почву. Если недопустимо прерывать беременность на девятом месяце, что можно сказать о восьмом, седьмом, шестом?.. Если мы признали, что в какой-то момент государство имеет право вмешаться в ход беременности, не следует ли отсюда, что оно располагает таким правом в любой момент?

Перед внутренним взором живо встают законодатели, в массе своей мужчины и богачи, заявляющие неимущим женщинам, что они обязаны выносить и в одиночку вырастить детей, которых им не на что содержать, заставляющие рожать эмоционально не готовых к материнству девочек-подростков, требующие от деловых женщин похоронить мечту о карьере, осесть дома и нянчить младенца, а что хуже всего, вынуждающие жертв насилия и инцеста носить и растить плод пережитых унижений [36]. Законодательные запреты абортов вызывают подозрение, что их подлинная цель – ограничить независимость и сексуальность женщин. По какому праву законотворцы берутся указывать женщинам, как им распоряжаться своим телом? Лишение репродуктивной свободы унизительно. Женщины по горло сыты унижениями.

В то же время все мы сходимся на том, что убийство должно быть запрещено законом и караться. Нас едва ли убедят заявления убийцы, что это сугубо его с жертвой личное дело, а власти тут вообще ни при чем. Если убийство плода фактически означает убийство человека, разве государство не обязано его предотвратить? Ведь одна из главных функций государства – защита слабых от посягательства сильных.

Допуская аборт на определенном сроке, не исключаем ли мы целую категорию живых существ из числа тех, кто заслуживает защиты и уважения? Разве это не верный признак сексизма, расизма, национализма и религиозного фанатизма? И разве не должны убежденные борцы с этими кривдами всемерно стремиться охватить и все прочие несправедливости?

Всеобщего права на жизнь не существует ни в одном современном обществе, как не было и в прошлом (за редчайшими исключениями вроде общины индийских джайнистов). Мы откармливает животных на убой, вырубаем леса, загрязняем реки и озера, так что никакая рыба не может там жить, убиваем оленей и лосей из спортивного интереса, леопардов ради шкуры, а китов ради удобрения, ловим тунца огромными сетями, где запутываются, калечась и задыхаясь, дельфины, забиваем бельков и каждый день пополняем список вымерших видов. Все звери и растения – такие же живые, как и мы. Фактически мы защищаем не жизнь, а человеческую жизнь.

Несмотря на эту защиту, непреднамеренное убийство – обычное дело в городах, а наши «традиционные» войны сопровождаются такими людскими потерями, что мы в большинстве своем боимся об этом задумываться. (Что характерно, организованные государством массовые убийства нередко оправдываются тем, что противники «не люди» – по расовому, национальному, религиозному или идеологическому признаку.) Эта защита, это право на жизнь обходит стороной 40 000 детей младше пяти лет, ежедневно умирающих на нашей планете от таких устранимых причин, как голод, жажда, болезни и недосмотр.

Поборники «права на жизнь» в большинстве своем имеют в виду не жизнь вообще, а только и исключительно человеческую жизнь. Таким образом, и они, как сторонники свободного выбора, должны определиться, что отличает человека от других животных и на каком этапе беременности появляются уникальные человеческие качества – в чем бы они ни заключались.

Вопреки множеству утверждений об обратном, жизнь начинается не в момент зачатия. Ее непрерывная цепочка устремляется вглубь времен практически к началу существования Земли, на 4,6 млрд лет назад. Человеческая жизнь также имеет своим началом не момент зачатия, являясь крайним звеном непрерывной цепочки длиной в сотни тысяч лет, когда зародился наш вид. Нет ни тени сомнения, что каждый человеческий сперматозоид и каждая яйцеклетка являются живыми. Разумеется, они не люди. Однако это можно сказать и про оплодотворенную яйцеклетку.