Айеле Лушкау - Античный мир «Игры престолов»

Процесс, в котором религии приходят в упадок и возносятся, крепко зафиксирован в Античности, особенно в восхождении христианства. Римская империя объединяла людей различных религий, включая многочисленные версии политеизма, да и сам Рим впоследствии стал местом различных форм поклонения. Для римлян было важно поддерживать баланс в вероисповедании, что означало, что они должны были быть уверены, что боги довольны Римом и его делами во все времена. Чтобы в этом убедиться, каждое публичное действие начинали с получения покровительства, которое включало в себя выяснение отношения богов к этому действию с помощью различных техник гадания: по внутренностям животных, расположению птиц в небе, по священным цыплятам и т. д. Божественная немилость приостанавливала любое действие до тех пор, пока не устранят проблему, замеченную богами и не восстановится баланс. Пока никто не пытался расстроить этот шаткий баланс, римляне не противились никаким вероисповеданиям и с радостью позволяли им сосуществовать. В целом религии подавлялись лишь по политическим соображениям, так как римляне были довольно хорошо осведомлены, что вера укрепляет политическую сплоченность народа, а также что религиозные союзы могут быть удобным прикрытием для различных видов нелегальных заговоров, не говоря уже о других аморальных поступках.

Ранние христиане столкнулись именно с этими важными проблемами. Они отказывались признавать римских богов (и римского императора в их числе) как силы, которые нужно умилостивить и держаться на их стороне. Они также собирались в местах частного пользования, мужчины вместе с женщинами, и делали различного рода вещи, о которых страшно было говорить, например, ели плоть своего бога, – по крайней мере, так это выглядело для среднего римлянина, который в большинстве случаев воспринимал мир таким, каким привык его видеть. По мере развития и распространения христианства росла и римская антипатия: подозреваемые стали предметом жестоких гонений, особенно после того, как император понял, что христиане могут стать удобной мишенью для популистских страхов и агрессии. Ситуация улучшилась, когда произошло два изменения: во-первых, когда большая часть сенаторской элиты приняла христианство, таким образом добавив политический вес и голос, и во-вторых, когда император Константин принял христианство и сделал его государственной религией. Победа Станниса, скорее всего, привела бы к подобной участи Вестерос, и Красный бог сместил бы веру в Семерых, как и интервенция Ланнистеров могла бы привлечь больше церковных воителей. Но религиозная история Вестероса показывает, что, как и в Риме, старое и новое могут сосуществовать, хоть и не без напряженности. Если религия играет важную роль в развитии и потенциальном разрешении проблем в Вестеросе – что наиболее важно на данной стадии – тогда именно женская принадлежность того или иного рода, магического или политического, будет инструментом определения того, каким будет исход.

Несмотря на свое влияние, Серсея Ланнистер не единственная модель женского политического поведения в Вестеросе. Хотя молодые женщины вроде Сансы и Маргери желают подражать ей – конечно же, чтобы стать ею, – их взгляд на женственность ограничен важными положениями. В значительной мере, их власть ограничена так, что ее едва ли можно официально проявить. Это не значит, что они готовы смириться с традиционным взглядом на роль женщины: несмотря на тот факт, что Серсея, Кейтилин Старк, Санса или Маргери соответствуют ожиданиям общества, включая мужчин в их жизни, их роли едва ли аполитичны. Они служат хранительницами своих мужей, как регенты и стюарды в их отсутствие, и имеют всеобъемлющее влияние на то, что происходит при дворе. Кейтилин даже отправляется послом своего сына к Ренли и сообщает о его смерти, но даже она смирилась с тем, что ей придется бесконечно ждать в тылу, пока мужчины и те немногие женщины, которые осмелились оправдать ожидания, сражаются.

Пьер-Жюль Кавелье. Корнелия, мать Гракхов, 1861. Париж, Лувр

Портрет Юлии Домны, ок. 200. Мюнхен, Глипотека

В этом они походят на великих благородных дам республиканского и имперского Рима, которые, хотя их власть может быть обозначена как «слабая», далеко не были ограждены от государственных дел. Например, Корнелия, дочь великого Сципиона Африканского, который спас Рим от Ганнибала, вырастила двоих сыновей. Оба стали радикальными политиками и посвятили себя борьбе против растущего неравенства, следовавшего за быстрым становлением Рима как империи. Оба погибли за свои политические убеждения, и своим взглядам на мир оба во многом обязаны материнскому воспитанию: она выбирала им учителей, рассказывала о греческих идеях демократии и оставалась объектом восхищения римлян еще долго после смерти ее сыновей. Ее внучка Фульвия тем временем была замужем за тремя мужчинами, обладавшими схожими политическими взглядами, включая молодого Марка Антония. Жена Цицерона Теренция контролировала семейный бюджет, тогда как Гортензия, дочь знаменитого оратора, представляла интересы женщин в сенате. Когда республика сменилась самодержавием Цезарей, женщины императорской семьи потворствовали лучшим из них. Говорили, что жена Августа Ливия отравила своих приемных сыновей и всех прочих соперников, чтобы обеспечить трон своему сыну. Агриппина Младшая, мать императора Нерона, достаточно долго охраняла жизнь своего сына, чтобы он унаследовал власть, а затем давала советы юному императору. Первыми признаками его безумия были повторяющиеся попытки, в итоге завершившиеся успехом, организовать ее убийство. Намного позже императрица Юлия Домна завладела достаточной властью, чтобы ее обвинили в измене и прелюбодеянии, хотя ни одно из обвинений не имело оснований. Она совершила объезд военных лагерей со своим мужем-императором, а затем выступала в качестве посредника между своими враждующими сыновьями. Всех этих женщин объединяла решимость оставить след, быть частью мира и общества, в котором они жили. Они не могли делать это в открытую, как их мужчины или экзотические колдуньи, но тем не менее совершали это в рамках своего положения в обществе.