Жюльен Бенда - Предательство интеллектуалов

И гораздо менее пассионарная; если патриотизм, основанный на интересе, допускает сделки с внешним врагом (как, например, франко-германское соглашение по железу), то патриотизм, основанный на гордости, их не приемлет.

И коммунизм. (Прим. в изд. 1946 г.)

Это положение, верное двадцать лет назад, ныне устарело: в наше время коммунизм, с его единственным стремлением удовлетворить определенный интерес и прийти к власти, очевидно, составляет (по крайней мере во Франции) политическую страсть, по силе своей как минимум равную национальной страсти, если считать, что последняя у нас еще сохранилась как таковая. Коммунизму способна оказывать сопротивление буржуазная страсть, тоже основанная единственно на интересе; она настолько отлична от национальной страсти, что примирится с господством внешнего врага, чтобы соблюсти этот свой интерес. (Прим. в изд. 1946 г.)

«Любовь к отечеству есть, в сущности, любовь к себе» (Сент-Эвремон).

Обожествление реализма, чем грешит прежде всего патриотизм, со всей прямотой выражено в «Речах к немецкой нации» (Речь VIII). Фихте выступает против притязания религии оградить высшую жизнь от всякого интереса к земным вещам: «Христианство превратно толкует предназначение религии, когда... по обыкновению проповедует как истинно религиозное состояние духа полное безразличие к делам государства и нации». Человек, заявляет немецкий философ, хочет «найти небо уже на этой земле и привнести в свои земные труды нечто долговечное». Фихте с жаром доказывает, что именно в этом желании – суть патриотизма, и очевидно, что для него земные творения, обретая долговечность, становятся божественными. Впрочем, люди и не придумали иного способа обожествить свои установления.

По мнению Маркса, приверженность Человека этим «абстракциям», этой «божественной части» достойна презрения, ибо свидетельствует о степени его деградации. (Прим. в изд. 1946 г.)

Вряд ли надо разъяснять, что Соединенные Штаты вступили в последнюю войну (a) вовсе не затем, чтобы «отстаивать принципы», а с сугубо практической целью спасти свой престиж, после того как немцы торпедировали три американских корабля. Однако стоит отметить стремление американцев выглядеть в этом деле совершенными идеалистами.

(a) Напомню, что в данной работе «последняя война» везде означает войну 1914 года.

Можно сказать, что религиозные страсти, по крайней мере на Западе, существуют теперь уже только для усиления национальных страстей. Во Франции выставляют себя католиками, чтобы считаться «настоящими французами»; в Германии нужно быть протестантом, чтобы утвердиться в роли «истинного немца».

Приведем два красноречивых примера идеалистических страстей, которые раньше сопротивлялись национальной страсти, а сейчас подчиняются ей: 1) монархическая страсть во Франции, в 1792 году возобладавшая у ее носителей над национальным чувством, а в 1914 году безоговорочно отступившая перед ним (a) (никто не станет отрицать, что приверженность определенной форме правления, т.е., по сути, определенной метафизической концепции, – страсть неизмеримо более идеалистическая, чем национальная страсть; впрочем, я не утверждаю, будто все эмигранты были движимы идеализмом); 2) религиозная страсть в Германии, еще полвека назад главенствовавшая у половины немцев над национальным чувством, а сегодня всецело ему подчиненная (в 1866 году немецкие католики желали поражения Германии*; в 1914 году они жаждали ее победы). Представляется, что в сегодняшней Европе, по сравнению с прежней, возникает гораздо больше поводов и для гражданских, и для национальных войн; это лучше всего остального показывает, насколько она утратила идеализм. (О позиции современных католиков по отношению к католицизму, когда он вступает в конфликт с их национализмом, см. прим. D на с. 215.)

(a) Пример, уже не подходящий после 1939 года, когда французские антидемократы явно дали волю своей ненависти к режиму, поступившись национальным чувством. (См. предисловие к изданию 1946 года.)

Об этом свидетельствует, например, выдержка из речи, произнесенной в Венеции 11 декабря 1926 года итальянским министром образования и искусств: «Нужно, чтобы художники готовили себя к новой, экспансионистской функции, которую должно выполнять наше искусство. Прежде всего, следует решительно насаждать принцип итальянской самобытности. Всякий, кто копирует иностранное, повинен в измене Родине, как лазутчик, впускающий врага в потайную дверь». Такую установку обязаны одобрять все адепты «тотального национализма». Впрочем, приблизительно то же мы слышим во Франции от некоторых противников романтизма.