Гуго Фридрих - Структура современной лирики. От Бодлера до середины двадцатого столетия

В этой связи надо чуть подробней разобрать понятие poésie pure. Эпизодически оно встречается у Сент-Бева, Бодлера и других. Иногда у Малларме. В XX веке оно обозначает учение о поэзии, основанное на некоторых положениях Малларме (и «символистов»). Здесь имеется в виду интерпретация нередко встречающихся у Малларме слов «чистый» и «чистота» в смысле «чистый от чего-либо». Это – производное понятие: например, у Канта «чистым» именуется представление, «ни в коей мере не задетое областью ощущений». Под чистотой объекта Малларме подразумевает его эссенциальную чистоту, свободу от всякого рода примесей. В одном письме от 1891 года освещается принципиальное понимание чистоты: «…объект должно рассеять и уничтожить во имя центральной чистоты». Предпосылка поэтической чистоты – невещественность, дематериализация. Многие особенности современной лирики заключены в этом понятии, которое Малларме разработал и передал последующей эпохе: отрицание данных ежедневного опыта, отрицание воспитательных и каких-либо целенаправленных содержаний, практических истин, общечеловеческих чувств и опьянения сердца. Освобождаясь от подобных элементов, поэзия открывается языковой магии. В игре вербальных энергий, господствующих вне области сообщения, рождаются фасцинативные раскованные тона, которые придают стихотворению силу волшебного заклинания.

Малларме, как и его предшественники, часто сближает поэзию с музыкой. Несколько его высказываний на эту тему были позднее использованы для определения poésie pure.

К примеру, в 1944 году А. Берн-Жофруа писал: «Poésie pure есть высшее мгновение, когда предложение гармонически забивает свое содержание. Стихотворение не желает более говорить, оно хочет петь». Однако Малларме понимает под музыкой не только благотворное звучание стихотворения. Это скорее вибрация интеллектуальных уровней и абстрактных напряжений поэзии, более ощутимая внутренним, нежели внешним слухом. В остальном же понятие poésie pure вполне соответствует общей ориентации лирики Малларме. В своем производном значении это теоретико-поэтический эквивалент «ничто», вокруг которого оно кружится. И много лет после Малларме это понятие сохраняет свою ценность для лирики, отрицающую первичную важность реакций на действительность и утверждающей игру языка и фантазии.

В ранних главах мы неоднократно говорили о властительной фантазии. Также и у Малларме она играет немаловажную роль, также и в его поэзии фантастическая панорама вытесняет реальность, фактологический порядок которой более не интересует художника.

Фантазия функционирует здесь гораздо спокойней, нежели у Рембо. Но ее тихое действие есть онтологически обоснованный акт. В ее сферу значений входит, как у Новалиса и Бодлера, понятие абстракции. «Строго фантастически и абстрактно, итак, поэтически…» – примечательное уравнение, где «поэтически», согласно греческому смыслу, обозначает нечто «сделанное», «изготовленное». Рядом выступает другое понятие: regard absolu, абсолютный взгляд. Что под этим имеется в виду, ясно из статьи «Балет» (1891). Читаем: «Танцовщица не женщина, которая танцует; она не женщина, но метафора, соединяющая в себе архетипы нашей сущности: чашу, меч, цветок; и она не танцует, но внушает неким шрифтом тела, что текст может передать лишь приблизительно». Увидеть танцовщицу таким образом, значит, разглядеть архетипы сквозь ее эмпирическую проявленность. Так можно видеть лишь «безличным, искрящимся, абсолютным взглядом». Это звучит платонически. Но концовка статьи такова: «Танцовщица отдает тебе, сквозь последнюю, всегда присутствующую вуаль, чистоту твоих идей и молча записывает твою визию шрифтовой манерой, которая и есть танцовщица». Очень не-платонически мысль переходит на субъект визии. Подобный зритель видит не объективные архетипы, но архетипы собственного духа, спроецированные на данную манифестацию, которая постепенно преодолевается абсолютным взглядом. В результате зритель видит нечто индивидуальное и сокровенное, интерпретированное в динамическом шрифте.

В статье о балете сформулировано самое четкое обоснование, которое когда-либо имел неограниченно-креативный дикт. «Абсолютный взгляд» аргументирует не только абстрактную позицию Малларме и его последователей, но и абстрактную живопись, где объект распадается в структуре напряжений чистых линий, красок и форм.