Марлис Штайнер - Гитлер

Поскольку, как подчеркивал он, вермахт не желает заниматься подобными мерами, надлежит действовать СС и гестапо. Евреев необходимо заключить в гетто, а затем депортировать; аналогичная судьба ожидала в дальнейшем немецких евреев и цыган. Беседы, которые вели между собой Гейдрих, генерал-квартирмейстер Вагнер и Браухич, не оставляют ни малейших сомнений относительно того, чем должна была стать «этническая чистка» Польши. На практике она обернулась, с одной стороны, массовыми перемещениями населения – западные районы Польши предполагалось заселить исключительно немцами-репатриантами из Волыни, Галиции и прибалтийских государств, находившихся в зоне советского влияния, а с другой – массовыми убийствами представителей польской элиты – преподавателей, церковных деятелей, дворянства и офицерства. Вермахт требовал, чтобы меры по «ликвидации» осуществлялись только после установления гражданской администрации; однако, несмотря на протесты некоторых высших офицеров, армия несет свою тяжкую ответственность за политическое уничтожение Польши. Разница между войной в Польше и последовавшей за ней войной против Советского Союза заключалась в том, что «в последнем случае всякое различие между боевыми операциями и политико-идеологической войной было полностью стерто еще до того, как прозвучал первый выстрел, поскольку концепция разрушения являлась неотъемлемой частью стратегических планов».

Утрата влияния вермахта в «фюрерской республике» объясняет то, почему армия вела себя подобным неопределенным образом. Постепенно из одного из «столпов» режима она превращалась в простого исполнителя.

Война против Польше многим открыла глаза на истинную сущность гитлеровского режима. Наглядным тому примером служит следующее событие. 19 сентября, посетив Данциг, Гитлер на несколько дней остановился в казино Сопота. Вместе с ним были Кейтель, Йодль, Риббентроп, Ламмерс, Гиммлер и несколько высокопоставленных штабных офицеров. Предметом беседы стало количество коек для раненых и числа медицинского персонала – врачей и сестер. Одновременно всплыла тема душевнобольных, обсуждавшаяся и раньше, но не с такой остротой. Гитлер вызвал к себе врачей, юристов и политиков, в том числе доктора Леонардо Конти, шефа канцелярии Мартина Бормана и Филиппа Боулера, и предложил им изучить возможность убийства «неизлечимых» больных наиболее приемлемыми средствами. Это был первый случай обсуждения темы эвтаназии как ликвидации людей, «недостойных оставаться среди живых». Некоторые из методов, о которых говорилось в тот день, впоследствии применялись при «окончательном решении еврейского вопроса».

Во время польской войны штаб Гитлера (ФГК) расположился в железнодорожном составе «Америка», вначале стоявшем в Померании, а затем перебравшемся в Силезию. В нем было от 12 до 15 вагонов, которые тянули два локомотива, не считая двух вагонов с противовоздушными пушками и багажного вагона – они были прицеплены перед вагоном-салоном Гитлера. В самом салоне стоял длинный стол с восемью стульями. Помимо апартаментов Гитлера, в вагоне было оборудовано несколько купе для адъютантов и слуг. За вагоном, в котором ехал Гитлер, следовал «военный вагон» с залом для приема докладов, где стоял большой штабной стол с картами и имелось разнообразное оборудование для обеспечения связи – телекс, радио и прочее.

Обслуживающий персонал штаба, который практически не менялся на всем протяжении войны, включал двух личных помощников Гитлера (Шауба и Брюкнера), двух секретарей, двух кельнеров, дежурного врача (профессора Брандта или его заместителя профессора фон Гассельбаха) и четырех адъютантов: Шмундта, Энгеля, Бредова и Путткамера. Вермахт был представлен Кейтелем и его заместителем, начальником штаба Йодлем, и двумя штабными офицерами, представителями сухопутных войск и авиации; от СС в него входил группенфюрер генерал Карл Вольф, от министерства иностранных дел – посол Вальтер Гевель, вместе с Гитлером сидевший в крепости Ландсберг. Во время польской кампании от армии в ФГК вошли также полковник Николаус фон Ворман, а от авиации – капитан Клостерман. Все они оставались рядом с Гитлером до начала октября. При штабе также работало значительное число офицеров, подчинявшихся полковнику Варлимонту.

Ежедневно в полдень заслушивались отчеты Генерального штаба, что занимало от полутора до двух часов. Около шести или семи часов вечера их рассматривали еще раз, уже в более узком кругу. Докладывал обычно Йодль, кроме «спокойных» дней, когда эта обязанность поручалась кому-нибудь из адъютантов. Наиболее важным считалось утреннее совещание, на котором Гитлер излагал свои соображения и отдавал приказы. До лета 1941 года он редко отдавал прямые приказы, стараясь скорее убедить собеседников. Но после июльского кризиса и особенно после декабря 1941 года, когда фюрер взял на себя роль верховного главнокомандующего, его роль в принятии военных стратегических решений возросла многократно. В последний год войны он предлагал все более детально проработанные тактические ходы – абсолютно нереализуемые. В Польше Гитлер первым делом задавал вопрос: «Что нового на Западном фронте?» И получал ответ от Йодля: «На Западном фронте без перемен». Фюреру – человеку, буквально до мозга костей пропитанному воинственным духом, трудно было это понять. Французские солдаты купались в Рейне и перебрасывались шуточками с немецкими солдатами. Может быть, он был прав, задавался Гитлер вопросом, когда утверждал, что западные демократии будут только делать вид, что ввязались в войну, а на самом деле будут всеми силами стремиться к миру? Его бы это устроило – разумеется, при условии, что условия мира навяжет им он. Вот почему фюрер терпимо отнесся к новым переговорам, затеянным полномочными представителями Геринга (которого он 1 сентября официально объявил своим преемником) и Розенбергом.