Анджела Стент - Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений

К концу второго года президентства Буша Путин все еще верил, что его перезагрузка принесет плоды. Американо-российские отношения на вид были вполне крепкими, несмотря на скрывающиеся под внешним благополучием трещины. Обе стороны возлагали надежды на качественное улучшение взаимоотношений. Главным двигателем этого нового партнерства служили личные связи между Путиным и Бушем, они также находили отражение в частых контактах между оборонными и внешнеполитическими ведомствами обеих стран. Российская сторона, судя по всему, восприняла аргумент Райс, что холодная война кончилась и что отношения с Америкой вступили в новую фазу. Американо-Российская консультативная группа по вопросам стратегической безопасности и Американо-Российский энергетический диалог стали попытками расширить круг заинтересованных сторон и развивать двусторонние отношения на основе более широкой, чем борьба с терроризмом, в таких областях, как арабо-израильский мирный процесс, проблема Северной Кореи, противоракетная оборона и дальнейшие вопросы контроля над вооружениями.

И все же у третьей перезагрузки были свои пределы. В двусторонних отношениях сохранялась напряженность из-за ряда нерешенных вопросов, и это все сильнее накладывало отпечаток на проводимую администрацией Буша внешнюю политику. Но, как вскоре выяснилось, имелось еще одно, куда более серьезное препятствие на пути к новому американо-российскому партнерству, в силу которого третья перезагрузка начала терять обороты: Москва не разделяла мрачных предчувствий Америки в отношении одного из элементов «оси зла» – государства Ирак во главе с Саддамом Хусейном – и, разумеется, не разделяла мнения США о том, какой участи предать этого диктатора.

После 2002 года путинская перезагрузка практически сошла на нет. Американо-российские отношения начали приходить в упадок по мере того, как обострялись споры вокруг двух проблем: применение военной силы для смены политического режима в третьей стране и законность военного вторжения на территорию другого государства без санкции ООН. Нараставшие разногласия между США и Россией по этим вопросам вносили все больший раскол в двусторонние отношения. Москва настаивала на незыблемости принципа суверенитета и невмешательства во внутренние дела другой страны, тогда как Вашингтон оправдывал применение военной силы для смещения режимов, рассматриваемых в качестве угрозы международной безопасности. В основе этих разногласий лежал вопрос о смене режимов на Большом Ближнем Востоке, а как следствие, и в других странах мира.

Разногласия США и России со всей очевидностью проявились в реакции России на лейтмотив президентства Буша – «Программу свободы» (Freedom Agenda). Основные идеи этой программы Джордж Буш обозначил во время инаугурационной речи в 2005 году, в начале своего второго срока, хотя его администрация еще задолго до этого проводила ее в жизнь: «Лучший шанс добиться мира в нашем мире – это распространение свободы по всему миру, и потому политика Соединенных Штатов состоит в том, чтобы находить и поддерживать ростки демократических движений и институтов в каждой стране и в каждой культуре с конечной целью искоренить тиранию в нашем мире» {229}. «Программа свободы» стала новым воплощением либеральных интернационалистических взглядов эпохи Клинтона: демократии не воюют с демократиями, и на США лежит обязанность распространять демократию по миру. Буш писал о «преобразующей силе свободы в регионах, подобных Восточной Европе», а также о том, что «сам рассматривал расширение НАТО как мощный инструмент продвижения “Программы свободы”». Он признал, что «Россия выбивается из «Программы свободы» как не оправдавшая надежды» {230}. Кондолиза Райс характеризует «Программу свободы» как «долгосрочный стратегический сдвиг в определении наших интересов» и «пересмотр понятия “реализм”» {231}. Москва же не считала эту доктрину новой формой реализма. Наоборот, «Программа свободы», обязывающая США поддерживать демократические движения по всему миру – и особенно под носом у самой России, – казалась богохульством в контексте того, как Кремль определял свои интересы.

Россия позиционировала себя как державу, которая стремится сохранить сложившееся статус-кво, а Соединенные Штаты, на ее взгляд, стремились подвергнуть пересмотру мировой порядок. В этом смысле расстановка сил времен холодной войны изменилась с точностью до наоборот. Канула в Лету готовность СССР добиваться смены режимов по всему миру. При Горбачеве советская внешняя политика избавилась от лишней идеологии и от прежней миссии нести дело коммунизма по всему миру. Теперь же, в отличие от Америки, Россия ратовала за невмешательство во внутренние дела других стран. И теперь уже не Москва, а Вашингтон желал перекроить мир по своим меркам. Администрацию Буша все сильнее раздражали продолжающиеся контакты Москвы с Ираном, Ираком и Северной Кореей – тремя государствами, которые президент Буш особо выделил в своем послании Конгрессу о положении в стране за 2002 год. «Подобные государства, а также их союзники-террористы, – заявил Буш, – составляют “ось зла”, они вооружаются, чтобы угрожать миру во всем мире» {232}. А Путина и его советников выводили из себя, по их мнению, безответственные дискуссии американцев о возможности свергать не нравящиеся им режимы, тем самым ставя под угрозу региональную безопасность. И команда Клинтона, и команда Буша никак не могли взять в толк, почему российская сторона так упорно протестует против предложений США о борьбе с жестокими диктаторскими режимами, которые намерены производить оружие массового поражения и поддерживают террористические сети.