Анджела Стент - Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений

Следующим шагом администрации Буша с целью умалить значение договоренностей с Россией о контроле над вооружениями стало подписание Договора об ограничении стратегических наступательных потенциалов (СНП), известного также как Московский договор. Это произошло в мае 2002 года во время первого визита Джорджа Буша в Москву. Для Соединенных Штатов Договор об СНП открывал возможность предложить серьезное сокращение ядерных вооружений и при этом снять чрезмерное, как считали в Вашингтоне, регламентирование, которое предусматривали предыдущие соглашения по ОСВ и СНВ. Сам Московский договор представлял собой скупой трехстраничный документ (ряд американских критиков даже прозвали его «хайку» [25]), закрепивший обязательства каждой стороны к 31 декабря 2012 года сократить общее количество стратегических ядерных боеголовок, стоящих на боевом дежурстве, до 1700–2200 единиц {212} – в три раза меньше ограничения на количество боеголовок, установленного договором СНВ-1. Это было крупнейшее за всю историю ограничение на стратегические ядерные вооружения, закрепленное в международном договоре. Однако договор об СНП не обязывал ни одну из сторон уничтожить эти вооружения. Боеголовки можно было хранить и при необходимости снова развернуть. Кроме того, в Московском договоре отсутствовали механизмы постоянных взаимных проверок, содержавшиеся в договорах об СНВ {213}. По словам Евгения Примакова, «Россия подписала этот договор главным образом для того, чтобы положить конец практике односторонних решений США в вопросах безопасности» {214}.

В то же время Московский договор представлял собой одну из высших точек третьей перезагрузки. Буш и Путин дружно провозгласили, что это заря нового стратегического партнерства, сотрудничества на широкой основе по целому спектру глобальных политических и экономических вопросов {215}. В этот момент более масштабная задача Путина – закрепить признание значимости России посредством сотрудничества с США – возобладала над раздражением из-за того, что США последовательно умаляли значение контроля над ядерными вооружениями. Администрация Буша рассчитывала, что российская сторона молча проглотит обиды и примет новую повестку двусторонних отношений, заложенную в документах Московского саммита. На самом деле эта повестка – нераспространение ядерного оружия, противоракетная оборона, борьба с терроризмом, вступление России в ВТО – была все той же повесткой 1990-х, только слегка перелицованной, чтобы подчеркнуть новую ориентацию России после 11 сентября. После первоначальных заявлений о сокращении финансирования программы Нанна – Лугара администрация Буша сдала назад и объявила о выделении дополнительных средств. Более того, хотя администрация Буша в свое время не жалела критики в адрес Комиссии Гор – Черномырдин, США и Россия учредили двустороннюю Российско-американскую консультативную группу по вопросам стратегической безопасности, куда вошли министры иностранных дел и обороны обеих стран. Первое заседание группы состоялось в сентябре 2002 года. Нам нем был рассмотрен широкий круг вопросов, включая проблемы Северной Кореи, Ирака и Афганистана, а также дальнейшие действия в области контроля над вооружениями. Несмотря на это, архитектура североатлантической безопасности по-прежнему представляла главный камень преткновения в отношениях двух стран.

Вскоре после прихода в Кремль Путин, как до него Борис Ельцин, высказался о возможности вступления России в НАТО. Помимо обсуждения этого вопроса с Биллом Клинтоном Путин также спросил, когда Россию могли бы принять в НАТО, генерального секретаря альянса Джорджа Робертсона и канцлера Германии Герхарда Шрёдера. Робертсон отвечал, что Россия должна подать заявку {216}. На пресс-конференции в июле 2001 года Путин заявил, что для альянса одна из возможностей состоит в том, чтобы «включить Россию в НАТО. Это позволит создать единую область оборонной безопасности». Российские чиновники высшего ранга полагают, что Путин всерьез изучал возможность членства в НАТО – пусть даже и не был твердо уверен, что это произойдет.

Эти идеи нашли отклик у ряда американских чиновников из команды Буша. Когда в начале его президентства администрация пересматривала политику США на российском направлении, отдел политического планирования Госдепартамента направил госсекретарю Пауэллу докладную записку, где отмечалось, что НАТО зарекомендовало себя как организация гибкая и что в НАТО XXI века может найтись место для России. В записке предлагалось подготовить официальное приглашение России вступить в НАТО вместе с «дорожной картой», расписывающей, как должны проводиться переговоры. Эту тему предлагалось обсудить в ходе дискуссии о дальнейшем расширении НАТО, вместо того чтобы сразу исключить Россию из этого процесса. В заключение говорилось: «В наших же долгосрочных интересах, чтобы Россия была нашим партнером, а не деструктивным фактором» {217}. Директор бюро политического планирования Ричард Хаас был твердо уверен, что это правильно: «Включить Россию в НАТО – великолепная мысль. НАТО уже превратилось в конгломерат разрозненных связей, и приближение России к НАТО совсем не будет противоречить сегодняшней сути этой организации». Впрочем, эта записка дальше стола Пауэлла не пошла. Вспоминая этот эпизод, Хаас отмечает: «По отношению к России мы нарушили принцип Ареты Франклин [26] – не выказали русским достаточно уважения» {218}.