Теодор Рошак - Истоки контркультуры

Примечательно и весьма подозрительно, как Лири пришел к своему недолгому, но значительному влиянию на молодежную культуру шестидесятых. В начале шестидесятых его охотно публиковали как пионера психоделических исследований [167], и лишь когда ученая карьера Лири потерпела неудачу (его уволили из Гарварда в 1963 году), а сам он дважды не поладил с законом о запрете наркотиков, он вдруг сделался самопровозглашенным культовым свами. Сложно не увидеть «случайной» связи между неприятностями с законом (по одному обвинению Лири получил абсурдно суровый приговор – тридцать лет тюрьмы и штраф тридцать тысяч долларов) и последовавшими заявлениями Лири о своих видениях и пророчествах. Такая интерпретация его карьеры может кому-то показаться слишком циничной, но факт остается фактом: первый рассчитанный на эффект «праздник психоделиков» его Лиги духовного открытия состоялся в сентябре 1966 года, менее чем через шесть месяцев с подачи апелляции адвокатом Лири о снятии одного из обвинений в наркошных делах якобы как нарушающего свободу вероисповедания [168].

Но даже если психоделический культ Лири начался с гамбита с законом, его необязательно сбрасывать со счетов. Существует состояние рассудка, которое в психиатрии называют синдромом Ганзера, или синдромом неверных ответов. Человек с таким синдромом разыгрывает безумие, но притворяется настолько удачно, что в конце концов сживается с ролью безумца. В каком-то смысле они расчетливо сводят себя с ума. В случае Лири «помешательство» облачилось в мантию божественности, но все равно это тот же самый процесс систематической потери себя в экстравагантной новой личности. Какое бы объяснение ни придумали карьерным зигзагам Лири, произошедшая с ним перемена оказалась судьбоносной для развития нашей молодежной культуры. Именно Лири смог прочно внедрить интерес молодого поколения к психоделикам в религиозный контекст. Связь между психоделиками и визионерской религией, открытую куда более одаренными умами, Лири растиражировал в массовом сознании подростков и студентов.

Нельзя сказать, кому удалось заинтересовать молодежи больше, Лири или писателю Кену Кизи, создателю «кислотного теста» [169]. Оба достигли сомнительного успеха в специфическом бизнесе – организации массовой публичной «ловли кайфа». Но сессии Кизи носили в основном развлекательный характер – ЛСД подавалось в гремучей смеси с живой рок-музыкой, усилителями, стробоскопами и свободными танцами; расчет был самым что ни на есть эстетическим и увеселительным. Лири, напротив, предпочитал появляться на сборищах своего ЛСД-лагеря с торжественностью воскресшего Христа – в облаках ладана и белых пижам и со стигматами пострадавшего от лап закона (впрочем, световые и звуковые эффекты он тоже не забывал, как и высокую плату за вход – до четырех долларов с человека). Несомненно, увлечение психоделиками распространилось бы среди молодежи и без Кизи и Лири, хотя и не так скоро. Но Лири, появившийся, когда назрел момент, и заполучивший готовенькими тысячи студентов и подростков, несет основную ответственность за вдалбливание в огромное число молодых, эмоционально незрелых умов, многие из которых не способны переварить больше одной идеи сразу, азбучно простой идеи: ЛСД имеет нечто общее с религией. А уже эта идея, не до конца понятая, превратила психоделические эксперименты в нечто большее, нежели веселые шалости.

Когда пламенная молодежь двадцатых пристрастилась к продаваемому бутлегерами спиртному, ей и в голову не приходило оправдывать свою слабость с помощью метафизики. Для современной молодежи наркотики несут в себе харизму эзотерической мудрости, и молодые люди отстаивают применение «кислоты» с религиозным пылом. Лири научил их, что «забалдеть» – это не детская шалость, а священный ритуал новой эры. Они что-то слышали о том, что за этим запрещенным действием кроется богатая экзотическая религиозная традиция, сверхъестественные силы и спасение, чего взрослое общество, разумеется, не понимает и, естественно, боится. «Они все равно что римляне, – цитируют якобы высказывание одного молодого промоутера психоделиков. – Они не понимают, что это религиозное движение. Пока они не сделают это [употребление психоделиков] легальным и к тому же открытым, мы будем находить наше святое причастие, где можем. Если запретят одно, мы тут же предложим другое» [170].

Этой мистической религиозностью Лири убедил огромную часть молодежи, что «неврологическая политика» должна стать неотъемлемым, если не главным, фактором диссидентской культуры. «Закинуться ЛСД – это духовный экстаз. «Путешествие» под ЛСД – религиозное паломничество». Употребление психоделиков – единственный способ «с упоением предаваться Божьей музыке».